Как-то раз, заскучав, мы с Пизом набрали мак на огородах и двинули к Хруму - он раствор готовит чище слезы младенца. Двинулись по венам, приход отловили, и под чаёк на разговор пробило. Надо заметить, что Хрум ещё и ёпарь-террорист со стажем, ни одной юбки не пропускает.
- Слушай, Хрум, - спращивает Писдец, - а за что тебе погоняло такое прилепили, наверное, как-то связано с твоими епарьскими подвигами?
- Ох, давно это было.., - задумчиво начинает Хрум.
И поведал нам вот эту историю:
- Откинулся я из советской армии в конце лета 19** года. Скукотень, мля, ровесники кто зону топчет, кто плац. Стал я с братом старшим и его братвой в рабочей общаге тусоваться. Алкоголь жрали, черножопых гоняли, а вот с бабами я ни-ни, потому как любовь у меня была чистая и непорочная, но неразделённая, ещё со школы. Держала она меня за друга. Жила тоже в общаге, только в студенческой. Заходил я к ней каждый день с цветочками, песенки романтические пел под гитару и любил её чисто платонически, даже в мыслях ничего кроме поцелуя целомудренного не допускал. Под вечер она меня деликатно выпроваживала (трахали её тогда уже во все щели, как позже выяснилось), и я ехал ночевать к брату. Если после пьянки намечалось плядство, я брал одеялку и тихо съёживался к кому-нибудь из друзей этажом выше.
Так тянулись дни, в возвышенных чувствах, пьянстве и драках, пока студентов не загнали в глухой колхоз убирать картошку. Через неделю, окуевший от разлуки с любимой, поехал туда и я. Вы ржать будете, пацаны, - поехал просто для того, чтобы увидеть любимые глаза, услышать родной голос и свалить назад через тридцать минут. Хотя нет, надеялся в глубине души, что она меня где-нибудь переночевать оставит. А она мне:
- Спасибо, Друг, я так рада, что ты приехал ко мне в эту глушь, я тут умираю от грязи и скуки, ты настоящий Рыцарь, но извини, тебе нужно возвращаться назад, я не могу найти для тебя ночлег...
И уписдил я в ночь под зарядивший нудный дождик, сцепившись по дорогами с местными колхозанами, сломал о башку одного из них зонтик и съёживался полями по уши в чернозёме, пока не вышел на трассу и чудом не поймал попутку.
Вернувшись в общагу к брату, отмылся, лупанул стакан для профилактики и лежу, перебирая гитарные струны и мысли о Ней. Вдруг стук в окно (наше окно, первый этаж с угла - вторая "проходная"), и брат впускает двух плядей лет тридцати - свою и ещё одну. "Ну вот", - со вздохом думаю я, опять идти искать, куда кости кинуть". Пока я думаю, Кабан, наш третий сокомнатник, берёт одеялку и съёживает. Серж уже вовсю обжимает свою и орёт:
- Братан, сбацай чё-нибудь лирическое, а ты, Нинка, кули как не родная, падай к брату на койку!
Ту долго уговаривать не пришлось, не успел опомниться, она уже на моей шконке сидит. Пою я там что-то, втихаря её рассматривая - страшная, как моя жизнь в армии, и двух зубов нет передних. А Серый не унимается (он свою уже раздеть успел):
- Ну ты чё, Братан, смотри, Нинка грустная какая, обнял бы хоть.
Я откладываю гитару и неуверенно кладу руку ей на плечо, а она:
- Подожди, - встаёт, сбрасывает халатик,а под ним ничего, фигурка - не модель, но балда у меня задымилась.
Юркнула ко мне под одеялку, я давай было сиськи мять, да гладить, а она:
- Господи, ну когда же ты, наконец, засадишь?!
Тут во мне самец проснулся, и пошли качели... Кончу, слезу, отдохну чуток, она мне яйца потеребит, и по новой... Так почти до утра прокувыркались, не помню, как вырубился, она потом говорила, что чуть не уморил. Надо думать, после армейского голодняка-то.
Просыпаюсь - никого. Вспоминаю, что в "Жигули" по пиву собирались всей братвой, выхожу, - на скамейке все в сборе, ржут:
- О-о-о, мля, Хрум-Хрум проснулся, здорОва, Хрум-Хрум!
- Кули ржёте, какой на кер Хрум-Хрум?
А это Серж, мудило, пока сидели, меня ждали, рассказал:
- Накормил свою колбасой, задремал, просыпаюсь - а у этих сетка кроватная хрум-хрум, хрум-хрум. Ну я Валюху рачком, ещё палку, вздремнул, снова просыпаюсь, а там хрум-хрум, хрум-хрум. Под утро поднялся Вальку провожать - что ты, мля, как пластинка заезженная - хрум-хрум-хрум-хрум."
Так и окрестили меня Хрумом, заканчивает старый бродяга.
- А с любовью первой что? - спрашиваю.
- А ничего, излечился после той ночки, она сейчас жирная, как свиноматка, и замужем за западным хохлом.