Рассказ перенесен с моей второй страницы - Таня Турбин
Мама родилась в деревне Смыково, Рязанской области. Ее мама рано овдовела, оставшись с двумя девочками погодками на руках, через три года после смерти мужа ее сосватал вдовец с четырьмя детьми. Фёдор был мужик мастеровой – рукастый, как и сама Татьяна. В скором времени появились и совместные дети, вначале дочь Валентина, а через два года и сыночек Николай.
В 1940 году семья переехала в Фрязево.
Родители и старшие дети работали в совхозе Моссовета. Мама окончила курсы трактористов, а ее старшая сестра-погодка Зина выучилась на фельдшера. В том же году в июне месяце семья пополнилась ещё одной девочкой, родилась Люба, а через год после её рождения началась война.
Фёдор и старшие сыновья Василий и Александр ушли на фронт. Маму работала на трудовом фронте, копала окопы, работала на тракторе СТЗ НАТИ. Когда фронт стал приближаться к Москве, бабушка испугалась наступления фашистов, со слов мамы множество самолётов с крестами на крыльях пролетали над Фрязево, бомбить город, Бабушка с детьми вернулась в родную деревню.
Зинаиду призвали, она служила фельдшером в санитарном эшелоне, вывозила и спасала раненых. Там же она познакомилась с будущим мужем – хирургом, красавцем азербайджанцем Фахредом Ахмедовым.
После войны Зина уехала с мужем в Азербайджан, но родители мужа приняли её неохотно. В родном селе его ждала невеста. Тяжко пришлось Зинаиде, чужой язык, непонятные обычаи, неприятие членами семьи. Переболев малярийной лихорадкой, она с маленьким ребенком вернулась в Россию.Зину дома встретили с радостью, назначили заведующей детским садом, но сказавшиеся испытания не прошли бесследно, Зина заболела туберкулезом в открытой форме.
Тяжелые условия труда в военное время отозвались в юном организме Лидии острым ревматизмом. В этих местах были радоновые грязи, ее и полечили ими - капитально загнав сердце.
Благодаря НКВДшнику дядьке, по воле судьбы работавшему на госдаче в Мухалатке комендантом, многие из Смыково, как проверенные кадры были приглашены туда на работу. Так мама попала в Крым. Работала она мотористкой на электро подстанции в Мухалатке.
Работа в помещение, южнобережный климат, и питание – сотрудники госдачи получали хороший паёк - молодой организм справился с болезнью. В 1948 году дядьку перешел работать в Ливадию, куда перевели маму.
Дали ей комнатушку в полуподвале в доме у Зелёных ворот, на Чёрном дворе, с воротами было всё понятно, сколько я помнила нижние ворота на территорию Ливадийского парка всегда были выкрашены в зелёный цвет, а во дворе в царские времена жила обслуга, чернь, так и закрепилось это название.
Работала она на госдаче на складе, потом перешла на заправку. Дали ей комнатку поближе к работе на территории гаража. В эту комнатку она и принесла меня из родильного дома в мае 1949 года.
В 1953 Зина получила путевку на лечение в Ялтинский санаторий Долосы. За шесть месяцев она поправилась на пять килограмм, состояние здоровья улучшилось. Туберкулез отступил, и врачи предложили ей остаться работать в санатории.
Медработники во все времена нужны, но Зина вернулась в Смыково, прихватив с собою меня, так как мама работала, а срок пребывания в доме ребенка закончился.
В детский дом отдавать меня она не хотела, а смотреть за мной было некому.
почти три года я жила в Смыково у бабушки Тани.
В деревне жилось хорошо, вольно. Летом мы с двоюродным братом Володей и маминой сестрой, которая была меня старше всего на десять лет, Любашей собирали на выгонах высохшие до хруста лепёшки кизяков, для растопки печки. Ходили в лес за ягодой и грибами. Ночью спали, вповалку на русской печке. Был у меня дружок закадычный – теленок Мишка. Мама часто присылала нам посылки из Крыма, как-то прислала красивую большую куклу, присылала крупы и шоколад.
Одно меня разочаровывало, что в посылках не было картошки и я говорила, - Не любит меня мама, картошечки не прислала!
Была я девчонкой дерзкой и быстро осваивала не то, что нужно, у Фёдора Петровича, бабушкиного деверя, сапожника научилась забивать гвозди приговаривая известное е...т... м…!
Действительно, с крепким словцом гвозди входили в нужное место, как в масло. Когда я вернулась в Ялту, мама была обескуражена и долго сражалась со мной за чистоту русского языка.
От двоюродного брата в деревне мне частенько доставалось, ведь я его радовала частушками собственного сочинения, но поэтическую дурь, он из меня не выгнал.
Вот одна из частушек, которую маме прислала в письме бабушка; а письма треугольники мама хранила до моего взросления...
Я любила Вовку,
уважала Вовку,
а теперь Вовку
на мясозаготовку!
Из деревенской жизни помню только, как меня провожали в Крым, по моей заявке Фёдор Петрович сидел рядом со мной на телеге играл на гармошке и пел задорные частушки, а за телегой шел грустный теленок Мишка в венке из трав.
Вспоминаю коробку полную пожелтевших треугольников - писем. Глубоко сожалею о том, что когда при переезде на новую квартиру она предложила мне их забрать, сказала, - Зачем, сожги, здесь хотя бы печка есть, а что они там будут валяться.
В тех письмах текло время. В наше время писем не пишут, хранить нечего.
Но теперь я пишу книги и учу внуков и правнуков хранить память.
Получится ли?
На фото 1959 года бабушка Таня, двоюродный брат Вова и тётя Люба