14. Когда любовник лучший друг и чаровник

Сергей Разенков
  (предыдущий фрагмент главы из тома «Генриетта», роман «Миледи и все, все, все»
   http://stihi.ru/2020/07/03/2864  «13. Есть тайна, а ворота к ней без створа».

В агрессии будь чаще, чем в истоме.
Иди по головам. Кричат ли: «Зверь», –
когда ты выше всех и всех весомей?
Принцесса. Статус выше всех сословий.
Ещё бы и за   Счастьем   мчать резвей!

А Франция, увы, давно в резне...
...Мечта вполне конкретна, сон – условней,
с мечтой лишь солидарный в новизне.
Но ангел снился знающий, сановный.
Бодрилась Генриетта: пару    снов    ей
о личной власти послано извне –
аванс без предварительных условий…
...Принцесса не считала поголовье
врагов – видны как пена на волне.

Друзей своих сочла в борьбе, в огне...
«...Дававшие друг другу слово воли
вчерашний пыл и нынешний твой гнев –
всё это ты, а дух любви в фаворе
с печалью пополам, едва согрев…

Кормящие друг друга новостями
слепец есть и мудрец… и оба – ты.
Вслепую волчьих ям не обойти...
...Прозрею, не давая повод яме
попасться на любом моём пути, –
душа принцессы выстояла в драме. –
Ловить с какого тут экстаза    рай   мне»?!

Понятно было с детства ей вполне,
настроилась принцесса так заранее:
не жалуйся, мол, девочка, родне,
что в Лувре жить, на детском тёмном дне,
морально чуть приятней, чем в сарае».
С четырнадцати лет принцесса крайне
боялась зреть от жизни в стороне.
Но вскоре заглянула жизнь извне,
к пятнадцати – представилась сакрально.

Любовник – лучший друг и чаровник,
влюбивший деву враз, но филигранно.
В мир вывел Бог, но кто договорник
в бедламе том, где приторно и пряно?

Дно Лувра – что ни угол, то тайник,
обилие шпионов – сеть тирана-
прелата – не дай бог вести дневник!
Бутоном нежной розы из бурьяна
взойти бы Генриетте! Не цветник
питал принцессу. Мир – не чаровник.

Понявшая, где дружба, где охрана,
почти по дням взрослеющая рьяно,
сильна и вне друзей, но круче в них,
принцесса рассуждать могла пространно:
«Присматривалась я, как ученик,

чтоб с некоторых пор, не очень ранних,
понять: де Ришелье – власть не на миг.
Он – озеро питающий родник.
Кого сравнить со львом в рядах бараньих?!
Прелата не    схватить   за воротник!
Никчемны    все   без кабинетов, равных
его – не пустослов во власть проник!..
…Но болен. Кое-что скажу про лик.
Его преосвященство вне товарных
банальных отношений вновь поник.

Знаком мне этот взор глаз оловянных –
сочувствия не жди без трепотни!
Мне ото всех    препятствия    одни.
Ах, тайные враги! Вы хуже явных!
Вас вычислю, пока вы яро дни
и ночи Смерть острите в волчьих ямах...
...И помощи мне нету от родни.

В обидах невозможно отмолчаться.
Покорно шею я не наклоню»! –
усилий Генриетты на кону
Судьбы её не знать бы домочадцам

как можно дольше, чтобы вслед не мчаться.
Принцесса в бездну вглядывалась часто.
Мечты о славе висли на краю,
надежды погибали на корню…

…Звук голоса в подвалах тайных гулок –
молчанию обучит без затей…
…Дворец, служа не просто для прогулок,
смеялся, верещал, шептал, кряхтел.
Роскошный Лувр при всех «волках», «акулах»
флюиды источал от жарких тел.

Румянец целомудренный на скулах
у девы от волнения густел.
Для юной Генриетты пчёлы в ульях
приемлемей, чем гости брата в Лувре.

Шурша то под столами, то на стульях,
незрим чёрт для принцессы средь гостей,
но ближе подобрался к ней в посулах.
Ну, разве что не стлал в раю постель.

Чёрт в деле мести – друг ей, или жулик?
Заглядывай, мол, в ад и не потей…
…Для страстной девы муки всех потерь
лишь новая мечта нейтрализует.

Таков характер. Нет в Душе оков.
Осталось пережить ей лишь    грозу    лет
в парижском окружении врагов.
А там, глядишь, сам Бог жизнь образует…

…Реалиям вокруг не скажешь: «Брысь»!
Кривясь, изнемогая в мерзком духе
от уличных зловонно-плотных брызг,
от дерзости своей пьянея вдрызг –
в Париже падать ей не с голодухи –
к маркизу Молина на страх и риск
прокралась Генриетта не со скуки.
«…Магистру предъявить моральный иск
могу, как после длительной разлуки.

Коль нравом я в отца, то не смирна…
Не шлют, жаль, женихов нам на халяву.
По нынешним, по скользким, временам
о браке с Карлом, Франции на славу,

решать вопрос, коль не загублен, нам!
Но страшно! Ведь иду не на забаву!
Коль в ночь к нему нагряну, то застану», –
ночной порой (в интриги влюблена)

принцесса Генриетта, вызнав тайну,
где лёг на дно маркиз де Молина,
(в душе своей Париж чтя и Наварру)
продолжила интригу с ним на пару…

…Принцесса вся дрожала, как тростник:
«С    ног    сбилась перед орденским нахалом,
чтоб в логово проникнуть, но дрожь в них
иметь не должно венценосным кралям».
– Вы обещали мне как мой должник
  содействия в моём союзе с Карлом!

  Ползу я за обещанным по скалам,
  которыми от вас ограждена.
– Вы мне ни королева, ни жена.
  И вашим не являюсь я вассалом!
  Об этом повторять уместно с жаром.

– Кто б    совесть    вашу, вынув гонор, грыз!
Конечно, позабыли    всё,   маркиз!!!
Исходите из    принципа    вы, верно,
что сор из дома иль из дома крыс
не    станет    выметать вождь лицемерно.
На ваши раны глядя не надменно,
магистра я спасала иль ханжу?!
– Вы голословны, да. Но не сметливы.
Я вашему высочеству скажу,
что вы ко мне во всём несправедливы.

При вашем гневном хлопанье ресниц
от вас не замыкаюсь я стыдливо.
В испанские дела я вник пытливо.
Всесильный Оливарес, словно шпиц
пред Орденом, и мною особливо,
глаза навыкат пялит из глазниц.
Как    думаете    вы – злы и бодливы –
какие Оливаресу мотивы
мои внушили братья без границ?
Агентами влиянья орден дивен!
– А я одна из ваших учениц.

– Премьер испанский через наших лиц
проникся мыслью вместо хлебосольства:
от лондонского требовать посольства
немыслимых уступок. Не синиц
в руках чтоб удержать бы на потребу,
а   журавлей    дай – мчащихся по небу!

Я – меч на ересь, а не червь в орех…
В интригах дока… злой я человек?
С моей авторитетностью завидной
я сплетни о себе бы опроверг.
Вам видится, что я всегда солидной
жестокостью одерживаю верх?
– Нет. Орденскую вырастив элиту,
порой жестоки внешне лишь для виду.
С расчётом на вселенский фейерверк
вы многим дали горькую планиду.
– Моих заслуг давнишних Атлантиду
я в прошлом утопил, совсем отверг.
Не    прошлый    вспоминать недобро век
намерен я, громя аскезу видов

смиренья, не кичась опорой вех.
Вновь орден возродить иезуитов –
таков был агрессивный мой проект
не где-нибудь, а в Англии! Суннитов
и то бы было проще разрешить,
пусть в сатанизме их не различить.
– Повергли вы мораль... и навзничь стыд,

любя в себе политика-пройдоху.
Должна отдать вам должное, магистр!
– Я разве представляю плохо доку?
Начав с иезуитов, шахматист
в моём лице провёл многоходовку.
Остался я в тени. Мой облик чист.
Сейчас в известность ставлю    вас,    плутовку.

– Свою внесли вы лепту?      – Бойтесь лепт!..
Ну, Оливарес! Ну, дитя без глазу!
В экспансии увидев свой десерт,
Мадрид активизировался сразу,
летя, как мотылёк, на самый свет.
А в Англии по нашему приказу
испанский план внедрял лорд Соммерсет.
(Инфанта не сочла брак за проказу,
но то ли «да» сказала, то ли «нет».)
Грозя моральной, но недоброй казнью,
дыша к нему взаимной неприязнью,
лорд Бекингем весь свой авторитет

задействовал, чтоб Соммерсету в пику
перенастроить Карла-горемыку
на Францию. Карл плюнул на Мадрид,
запав на   новый,   надо думать, вид.

Кто в Англии хозяин – нет сомненья.
Показывая когти и клыки,
лорд Бекингем не терпит раздвоенья
реальной власти, жизни вопреки.

Лорд Соммерсет… не то чтоб от смиренья…
всему внял там, где мы устерегли…
Во всём я – профи! Вплоть до озверенья.
– Мои, маркиз, примите извиненья!
Не знала я всех тонкостей игры
и думала, что вам всё хоть бы хны.

– Вас сделать королевой – вот ведь дельце!
– Мерси! Вам обещаю много квот!
– Так голословно вам не отвертеться.
– Я – королева    Англии   вот-вот?
– Ручей-то в русло лишь ещё войдёт…

– Внесу я извиненья без хлопот?
– Что извиненья! Жду я преференций!
В лучах ли вашей   власти   профи греться,
в лучах ли вашей славы, но от вас
жду полноценный приз, а не аванс.
Попробуйте    забыть   лишь нас, кручёных!
От вас в честь нашу ждём не фейерверк.
Вы нас воспринимайте как учёных
на опыте    попыток   (сокрушённых)
надуть нас или взять над нами верх.
Пусть мы незримей  в листьях корнишонов,
наш древний орден Чёрных капюшонов
пропишите легально и на век
вы в Англии, пока не опроверг

я вашу, так сказать, неуязвимость,
пред силой кардинала Ришелье.
Не веря в вас, в лояльность и невинность,
хотел он удалить вас за два лье
прочь от Парижа, зол на вас вдвойне.
И вам вновь светит монастырь и милость
охочего до женщин шевалье.
– Я б даже   кардиналом   не прельстилась!
– Вас в жизни ждёт таких вот Ришелье,
не сомневаюсь, целая плеяда.

Во многом вы   должны  мне.    – Мать  честна!
Я вас спасла и я же вам должна?!
Мужская философия чревата
уж тем, что дама (даже не жена!)
всегда во всём и всюду виновата…
– История не мальчика, но… фата.
О Карле речь. Кто ж   лавры   пожинал?
Не знаю, правда ль, нет… Судить не нам.
Я слышал, что испанская инфанта,
вняв Бекингему – это же не хам –
влюбилась, как на грех, не в жениха

а прям в неотразимого милорда.
А герцог ведь блудит неблагородно.
Кандидатура Карла неплоха
и камушек не в Карлов   огород,   но
король Филипп посольство от греха

сам выставить спешил стремглав охотно
безрезультатно в Англию. Ха-ха.
Про вышвырнутого вон жениха
не скажут, что приплыл со славой гордо…

Пришибленный приполз он, будто змей
с тоской материково-корабельной.
– Вот мне и   нужен   этот ротозей!
– И нас с собой возьмите всей капеллой.

Вам легче станет жить, мадемуазель,
поняв, что я для вас – помощник  первый!
– В помощники, скорей, возьму Адель –
свою служанку с девственною плевой.
– Сам с первых дней, иль может быть, недель
я предостерегу вас от потерь,
коль въедет Орден в Лондон с королевой,
чтоб сделать это поле вскорь ареной.
Вы с торжеством, а не с тоской манерной
езжайте строить лондонских тетерь,
ведь с ними ваших вам крестить детей...
...Я с Англией спознаюсь, как с Минервой.
– Вам Франция плоха?   Простите   ей,
что сделали – уж скоро юбилей –
страну вражда, бои и казни стервой…

                (продолжение в http://stihi.ru/2020/07/08/8051)