И уж потом ни слова.
Только запоздалое воспоминание,
уверенность в том, что на самом деле всё помнишь,
что память – сложна, как птичье крыло,
и не всё в ней видится с самого начала.
Дыхание, которому предшествует отсутствие воздуха.
Вдох, за которым непременно следует выдох.
Распускается в темноте
цветок лёгкого.
Мальчик рождается в мире,
где так много зверей и деревьев.
Рождается, чтобы двигаться за потоком,
от рождения до смерти,
за старшими мужчинами.
За теми, кто учит перебирать посеребрённые
инеем стебли речи, за теми, кто учит целовать
в плечо подорожники чужих имён,
за теми, кто проводит по бесснежной дороге голоса –
память звучит,
словно горн, переходящий из рук в руки,
память составлена из голосов,
как корабль из сосен.
До тех пор, пока ты различаешь их, разрезает воду
навигационная основа прошлого.
Мальчик касается красочных птиц
на чёрных вдовьих платьях,
касается мёртвых петушиных гребней,
горящих на рассвете, словно цветы.
Яркие глубокие надрезы в гортанях у животных.
Роскошь звуков и нагромождение красок
в простуженных детских кошмарах.
Дети в животах у женщин,
словно в звонницах колокола –
обязательно ударят в нужное время.
Мир оглушён голосами и красками.
В небе растёт новая луна.
Высаживаются новые деревья,
словно внедряется
новое правописание.
(Перевёл с украинского Станислав Бельский)