В очередь становилось отродье суккубов
У трона их пастыря, их вечного чёрного короля.
Асмодей брал их властно и до крайности грубо,
Для утехи и в наказание, воспитания для.
Задирали высоко в прогибе свои хвосты,
Там, где не было широко - становилось.
Демон, знавший грязь вязкую и степени чистоты,
Казнил их собою. Считают пусть за милость!
Рычал в вожделении пред одним лишь ликом,
Его представлял с каждой из хвостатых сук.
Хватал за косы когтями в порыве диком,
Что вздувались толстые вены на коже рук.
И только одна могла приручить его и остудить.
Спала мирно в белой сорочке. Над кроватью её распятие.
И эту невыносимую меру пришлось ему заплатить -
Невинная девушка - противоречие и неприятие.
Сукубы орали, от боли и усталости изнывая,
Проклинали причину их повинности хозяина ублажать.
Асмодей лютовал, сотую до души раздевая,
А хотелось ему ту смертную и единственную обожать.
Посылал к ней сук падших в белых хламидах,
Чтобы те у её окна поливали кусты чёрных роз.
Смотрел издали на спящую, а душила обида,
Вытекала из глаз его струйкой кровавых слёз.
И не видел никто, как клокочет огромное сердце,
Как вздымает спину горбатую бушующий Асмодей.
Он готов до костей перед тем распятьем раздеться,
Только чтоб провести одну нежную ночь с ней.
И решился. Ворвался в окно сквозняками,
Одеяло сорвал с постели одним движением.
Скользил под сорочкой пылающими руками
Пред полным стана любимого обнажением.
А когда предстала она голая перед ним, рыдал.
Шептала она молитву и крестилась тремя перстами.
Вынул из груди своё сердце и в руку ей дал.
- Любимая, эта пропасть всегда будет между нами. -
Смотрела она и молчала, билось сердце ещё в руке.
Он сгорал перед ней, дымились уже ключицы.
Надо сказать хоть что-то, но сухо на девственном языке,
А демон уже смыкал от боли свои ресницы.
Смотрела она как пылал он до пепла, серого праха.
Тогда она сердце тоже швырнула в тот костёр...
Представил всю эту сцену Асмодей и послал всё на ***,
Чихнул и залпом огня дом этой девушки с планеты стёр.