У Ассоль тоже были две косички...

               
  Данная новелла является продолжением повести Александра Грина «Алые паруса» и рассказывает о том, что происходило в Каперне после того, как Артур Грей увёз Ассоль на своём котабле с алыми парусами, поэтому желательно освежить в памяти содержание повести, прочитав, например, «Алые паруса»: краткое содержание повести. briefly.ru


                - Ты как думаешь, придёт волшебный корабль за мной
                или нет?
                - Придёт, - спокойно ответил матрос, - раз тебе это
                сказали, зачит, всё верно.
                «Вырастет, забудет, - подумал он, - а пока… не стоит   
                отнимать у тебя такую игрушку».

                А. Грин. Алые паруса

 Вот и сбылось пророчество фантазёра Эгля –  в Каперне, где «не рассказывают сказок и не поют песен», а если и рассказывают и поют, то «о хитрых мужиках и солдатах, с вечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, как урчание в животе, коротенькие четверостишья с ужасным мотивом» расцвела, словно корзина угольщика, прекрасная сказка – сказка об Алых
парусах. И корабль с Алыми парусами приплыл и, забрав Ассоль, скрылся за горизонтом. И жизнь в Каперне пошла по-прежнему, «в работе как в драке», как определил её угольщик Филипп, с теми же сказками и песнями, лишёнными духовного света, сухими и мертвыми, словно прутья в корзинах вечно пьяненького  угольщика. И ничего не изменилось…
  Ничего не изменилось? Совсем-совсем ничего? Или всё же что-то изменилось?..

  Трактирщик Хин Меннерс пришёл к берегу посмотреть на корабль с Алыми парусами последним, потому что, когда жители Каперны мчались к берегу как угорелые, он считал, что ему, почтенному, всеми уважаемому человеку не пристало бегать как какой-нибудь мальчишка. Рыбаки, их «рослые жены с гнутыми  бровями и руками круглыми, как булыжник» неслись, обгоняя друг друга, поднимая пыль и падая, он же шагал важно, с достоинством, поэтому пришёл к берегу, когда уже невозможно было продраться сквозь плотно стоящую толпу поближе, и ему пришлось наблюдать всё происходящее издали. Лицо Артура трактирщик не мог разглядеть, но оно ему кого-то смутно напомнило.
  Когда шлюпка, приняв на борт Ассоль, отошла  от берега, Артур обернулся и посмотрел на толпу сгрудившихся у воды жителей «ужаснувшейся навсегда Каперны». Люди стояли в оцепенении, как в финале пьесы Гоголя «Ревизор», в знамениой «немой сцене» - у одних лицо выражало изумление, у других страх на грани ужаса, у третьих как бы говорило: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!», а четвёртые словно хотели воскликнуть: «Чудеса!», но не успели – в этой позе застало их всеобщее оцепенение. На лице Хина Меннерса застыло мучительно-озабоченне выражение – он вглядывался в лицо Артура, силясь вспомнить: «Где я его мог видеть?».
  И среди всех этих застывших будто в стоп-кадре людей только двое не поддались всеобщему оцепенению. Первый - приятель Ассоль пьяненький угольщик Филипп. Прибежав к морю, он нашёл в толпе Ассоль и встал рядом с ней, поэтому, когда шлюпка достигла берега и остановилась как раз напротив девушки, ему всё было хорошо видно. Вторая – девочка лет восьми с волосами, заплетёнными в две косички. Она стояла рядом с угольщиком, доверчиво прижавшись к нему и дрожа от волнения, как в ознобе. Артур обернулся назад и встретился глазами с угольщиком – они узнали друг друга. Угольщик улыбнулся и заговорщицки подмигнул Артуру как старому приятелю: дескать, не беспокойся, не выдам. Артур тоже улыбнулся и еле заметно кивнул головой: «А я и не сомневаюсь».
  Девочка заворожённо смотрела на «принца» широко раскрытыми глазами и, казалось, помани он её, побежала бы по воде, как бегущая по волнам Фрези Грант. Артур, переведя взгляд с угольщика на девочку, встретившись с ней глазами, нагнулся к Ассоль и что-то сказал ей. Она тоже обернулась, улыбнулась девочке, и   помахала ей рукой. И девочка страстно замахала вслед удалявшейся шлюпке, и продолжал махать до тех пор, пока корабль с Алыми Парусами не скрылся из вида.
  Толпа наконец очнулась от оцепенения и пошла по домам оглушённая и подавленная. Когда все разошлись и на опустевшем берегу остались только угольщик и девочка, он сказал: «Ну что, муха, пойдём и мы?» Но она будто не слышала, и старик понял: «Не надо её трогать». Он пошёл один; дойдя до крайнего дома, прежде чем скрыться за углом, обернулся и прсмотрел: «муха» всё стояла и смотрела на горизонт, за которым скрылся волшебный корабль с прекрасными Алыми парусами….
  Обман раскрылся на другой день. Хин Меннерс поехал в Лисс за новой партией товара для своей лавки и, трясясь в повозке по пыльной дороге, в который раз перебирая в голове картины вчерашнего дня, наконец вспомнил: ну конечно же, капитан, который распрашивал его в трактире про Корабельную Ассоль и есть тот, кто приплыл за ней на корабле с красными парусами! Правда, он был по-другому одет, но, несомненно, это был он. Это открытие так обрадовало Хина, что он громко расхохотался и хлестнул кнутом по спинам лениво бредущих лошадей - ему не терпелось поскорее получить подтверждение своему открытию.
  В Лиссе Хин обошёл несколько лавок, где продавались ткани, распрашивал, не покупал ли у них человек с такими-то приметами и в форме капитана красную ткань, и в одной лавке хозяин подтвердил: да, заходил именно такой капитан и купил целых две тысячи метров алого шёлка. К вечеру об обмане, устроенном заезжим капитаном, знала вся деревня. Люди передавали друг другу эту радостную новость со смехом и чувством облегчения: этот случай, необычный, ломающий устоявшиеся представления о реальности и потому внушающий суеверный страх, объяснялся элементарно просто! Никакого чуда нет, и можно продолжать жить по-старому в  пусть и скучном, и унылом, но таком привычном мире, в котором солнце встаёт на востоке и заходит на западе, где после осени наступает зима,  и корабли плавают не под красными  шёлковыми парусами, а под обычными парусиновыми. Тут же стали рождаться домыслы и сплетни. Кто-то высказал догадку, что тот капитан, наверняка, пьяница и развратник - побалуется с дурочкой, пока не надоест, а потом оставит её в каком-нибудь портовом городке, и пойдёт она на панель, станет, как все портовые проститутки, алкоголичкой и умрёт под забором. И поделом, туда ей и дорога! Это предположение сразу превратилось в сознании многих обитателей деревни в несомненную истину.
  Но были и другие – те, про кого Грин написал, что они «подозревали, хотя дико и смутно, что Ассоль дано больше прочих – лишь на другом языке». Случай с Алыми Парусами превратил смутное подозрение, что Ассоль «дано больше других», в уверенность. И на утверждение первых, что она  «тронутая», возражали: «Нет, девчонка не так проста!». Вечно пьяненький угольщик подливал масла в огонь своим рассказом о том, как у него ожила и зазеленела корзина. «Да прохвост он, этот капитан, - горячились первые. – Вот попомните, бросит он её в ближайшем порту без гроша». – «Ну, это ещё бабушка надвое сказала», - парировали вторые. «Так что же, он и в самом деле принц, по вашему?», - ехидничали первые. «Ну, принц не принц, но  по лицу не скажешь, что прохвост, и манеры у него благородные. Да и человек он, как видно, не бедный. После нищеты Ассоль хоть будет обеспечена. За нашими-то деревенскими дурёхами женихи на кораблях не приплывают -  ни под алыми, ни под какими парусами. Вот и приходится выходить за своих, деревенских – пьяниц и матерщинников, да к тому же любящих во хмелю кулаки распускать».
  Каперна, таким образом, разделилась на два лагеря: на «нормальных», то есть, тех, кто «раскусили» капитана и были уверены, что Ассоль – «пропашка», которую впереди ждёт печальная участь, - и тех, чья вера в то, что считать «нормальным», а что нет, если не поменялась окончательно, то отчасти пошатнулась. В первой партии верховодили трактирщик Хин и в основном незамужние девушки и женщины – они не могли простить, что чокнутая  Ассоль, которую никто не возьмёт замуж, заполучила такого красивого и богатенького жениха. На своих посиделках они по косточкам разобрали внешность Артура и пришли к мнению, что в нём нет ничего хорошего, так себе, ни рыба - ни мясо. Но горячность, с которой они это утверждали и то, что эта тема возникала в их разговорах постоянно, свидетельствовали о том, что красавчик-капитан задел их женские сердца за живое.
  Угольщик вдруг на старости лет стал популярен среди людей второй партии, и частенько по вечерам в его лачужке они собирались, чтобы за стаканчиком в который раз послушать рассказ про Ассоль, которую Филипп, как они с удивлением обнаружили, знал больше и лучше, чем они, про зазеленевшую корзину и про Грея, с которым он познакомился в трактире Хина.
  - Так говоришь, зазеленела корзина?
  - Ну да. Глянул я, а из прутьев почки так и попёрли.
  - Ну а потом?
  - А потом листчки зелёные, и вдруг бац – всё исчезло! У меня сразу весь хмель вышибло…
  - Чудеса!- восклицали самые впечатлительные.
  - А, может, тебе всё-таки примерещилось? – спрашивал очень хотевший поверить и в то же время сомневающийся, заросший, будто старыми предрассудками, густой чёрной бородой рыбак.
  - Примерещилось! – передразнил Филипп. Плохо ты знаешь Ассоль! Она знаешь… у-у-у! Не чета тебе, мохнорылому. Она всем нам не чета! Накануне, перед тем, как приплыл за ней тот капитан  - у моей повозки тогда колесо отвалилось... Поставили мы с ребятами колесо на место, сели покурить, гляжу – она идёт. «Я – говорит, - Филипп, одного тебя люблю из всей Каперны, и потому тебе одному секрет открою. Я  - говорит – скоро уеду отсюда навсегда». Я, понятное дело, удивился. Спрашиваю: «Куда ж ты, милая, уедешь?» - «Этого, - отвечает, - я и сама не знаю, но уеду – это точно». – «И когда ж ты, муха, уедешь? «Этого я тоже не знаю. Может, через год, может, завтра, и потому давай-ка попрощаемся на всякий случай. Может, не увидимся больше. Только  смотри, никому не проболтайся. Я тебя одного люблю и одному тебе секрет доверяю». – «Ладно, - говорю, - никому не скажу, раз такое дело». И не сказал никому, пока она не уплыла с тем капитаном. Сейчас можно. Ну, вот скажите, откуда она могла заранее знать об этом?!
  - Может, она того капитана видела и они сговорились? – предположил чернобородый.
  - Да не видела она его никогда, говорят тебе!
  - Ну, тогда не понятно…
  - В том-то и дело. Я же говорю – не чета она нам, потому и не поймём мы никогда. Она ж про этого капитана под алыми парусами знала ещё тогда, когда совсем девчонкой была. Ну, вот скажите: откуда?
   - Вроде говорила, что волшебника в лесу встретила, он ей и пообещал, - неуверенно промямлим чернобородый.
   - Вот то-то и оно! Тебе не пообещал, мне не обещал, ему не пообещал (угольщик ткнул пальцем в плечо соседа), а ей пообещал. Почему он тебе не обещал?
   - Да я и не встречал их никогда, волшебников.
   - Может, и встретил, да не узнал. Наверняка заходил он к нам в Каперну по пути, пока шёл по своим делам. Зашёл в трактир Менерса пропустить стаканчик. Я так думаю, что и не волшебник он вовсе, а просто из породы таких, как Ассоль, вот и сказал ей, что волшебник. Встретил в лесу девочку и сразу узнал родную душу. Всякая сосна своему бору шумит. Была бы она обычной девицей, каких у нас в деревне полно, разве бы знала накануне, что капитан за ней приплывёт скоро?
  Так в компании угольщика Филиппа родилась легенда о том, что Ассоль – ясновидящая.
  Потом разговоры, как водится, сворачивали на быт: какая завтра будет погода, и можно ли будет выходить в море на рыбалку, что рыбы в этом году стало меньше, что перекупщики не дают за рыбу, чтоб их черти забрали, настоящую цену и т.д. Словом, разговоры были всё те же, что и раньше, и люди были те же, что и раньше… И всё же и люди, и их разговоры в чём-то стали иными, в них стало меньше уныния, меньше покорности скуке и тяжести жизни, и всё меньше в разговорах звучали сквернословие и непристойные анекдоты…

 И только один человек в Каперне продолжал верить, что за Ассоль приплывал настоящий принц – та самая девочка, приятельница угольщика, одинокого бобыля, любившего её как родную дочь. И когда её отец, вернувшийся домой после стихийно возникшей на улице сходки, на которой все обсуждали вчерашнее событие с Алыми Парусами, сказал ей, что всё это обман, и шёлк на паруса куплен в Лиссе, и принц – никакой не принц, а пьяница и жулик,  она зарыдала и крикнула: «Не правда! Это настоящий принц! Когда я вырасту большая, за мной тоже приплывёт корабль с Алыми парусами и увезёт меня волшебную страну!»
 Отец назвал её дурой, влепил ей увесистый подзатыльник и пригрозил, что если она не прекратит верить в эту чепуху, он её выпорет.
 А вечером, когда угольщик закончил свою работу, они сидели, как обычно, на любимой лавочке под старой берёзой. Девочка спросила:
  - Скажи, ведь это правда был принц? Настоящий принц?
  - Ну конечно принц, самый настоящий.
  - А папа не верит, говорит, что принцы не бывают, что всё это глупые сказки. Ведь бывают? Скажи, бывают?
  - Конечно, бывают. Всё бывает. Я вот как-то еду из города, посмотрел на пустую корзину…
  Но девочка не слушала про корзину. Она всё о своём:
  - А когда я вырасту, за мной приплывёт принц на корабле с Алыми парусами?
  - Приплывёт, обязательно приплывёт, муха.
   Угольщик погладил её по  головке с двумя косичками  и почему-то вспомнил: у Ассоль в её возрасте были такие же две косички. Подумал: «Пусть верит, пока мала. Вырастет – забудет… А впрочем, кто знает… Я уж сейчас, старый дурак,  и не пойму, что думать. Ведь вот зацвела же корзина».

  Такой вот финал повести Грина привиделся  мне, когда я гулял с моим внуком в парке.