Послушай, детка, мир не так уж груб,
Но оттого писать стихи несносно,
Что сам себе ты делаешь заруб
На ветвях мира и венценосно,
На мировой покатый, скользкий круп
Садишься, о как ты бываешь скуп
На чувства, как себя забыв курьезно
Над мировой ареной цирковой
Скользишь один, невидимый для глаза,
Воспоминаньем жив, как золотой,
Размененный в таверне,(там где фраза
Бросается под купол чередой
Разбитых ритмов, как и смысл фраз
Давно забытых бледными губами),
Как поцелуй, несущийся меж нами,
В пространстве, где давно уж нету нас.
И отрешась от гнева и любви,
Освобожденный от тепла крови,
Да и от прочей поднебесной влаги,
В, пространствами отпущенный, метраж
Выводишь ослепительный вираж,
(Уж какой-то демон или паж)
На плоскости трепещущей бумаги.
А лента, называемая жизнь,
Прокрученная в ритме монотонном,
Лежит теперь свернувшимся питоном,
Но кто-то ей воскликнет - "покажись",
И тусклый свет, где ты плыла одна,
На тех подмостках, где с тобой луна
Носилась как примерный папарацци,
Высвечивая в мраке времена,
Где в связке, словно в сумме операций,
Переплелись невинность и вина,
Начало и конец, прольется вновь.
Твоя слегка приподнятая бровь
В такт планке мира, поднятой до дрожи,
До трепета осознанной тропы,
Где повернуть не в силах я и ты...
И снова только ты, луна и кровь
Луны, аккорды множат.
То тихо, то тревожно зазвучат.
Сплетаются. Сплетения сплотят,
Разворошат, разрушат, разыграют...
Трагедия, возвысившийся фарс...-
Зависящий от перспективы глаз,
Глядит на нас и видит тех кто в нас,
И тех кто видит нас и выбирает
Из прочих обывателей. Но вот,
Прорезал тьму тот кадр, тот аккорд,
Где дальше продолжения не мыслю,
Не потому что.., а затем что жизнь
Выходит из мыслительных реприз
И дальше разливается как Висла...
Как Стикс, как Ганг, как Лета, как Янцзы,
Там дальше, где постигнувшим азы
И прочие все альфы и омеги,
Откроются зеленые побеги
И запахи проснувшейся грозы.
Вот этот кадр, тот аккорд, тот жест,
Вот улица где ты идешь незримо,
Познавшая, постигнувшая мимо
Машин, витрин, людей. Луч как Орест
Бежит от мщенья, задержась на том,
Что называлось некогда лицом,
И стало маской и опять воскресло.
Там, вдалеке, граничащим с ничто,
Гремят зазывно трубы шапито,
Где все пространство, что чертил карто-
Граф, или граф картонный влезло.