…
Дождь не промочит шубу. Его серебряные нити сплетаются-сливаются с шерстью, и Найде кажется, что она сама вся становится водой, порождением мокрого вечера, летящим над самой землёй вихрем брызг.
Этой ночью собака не задержалась у железной дороги, перепрыгнула-переплеснулась через пути, медленной волной покатилась по асфальту.
Он снова здесь – бездомный человек с больным зубом, и он спокойно провожает ее взглядом
Не враг, нет. Он принадлежит больше Найдиному теперешнему миру, чем прежнему, хотя шкура его еще может намокать, а зубы – болеть, и он не становится тенью на рассвете.
Мимо старого бомжа, мимо кучи размокших коробок, следуя изгибу змеиной спины дороги, с рыси на галоп – словно кто-то подхлестнул негромким, властным словом.
Впереди маячат огни убегающего автомобиля, а за рулем молодой совсем Враг, наглый балованный щенок с дурманом в крови. Запах собачьей беды стекает с его пальцев – и это яд, убивающий мучительной жаждой и жестокими судорогами. Палевый красавец-кобель, умница, фаворит, гордость хозяев! Он никогда не потешит двуногих своей силой и яростью, он был отравлен сегодня утром - за два дня до собачьих боёв.
Потому что вот этот юноша за рулём поставил на другого бойца.
…
Водитель азартен и одурманен, он гонит с риском потерять управление, новенький Ниссан рассекает паутину дождя и тоже похож на мерцающий серебром дождливый призрак. Но страшная водяная собака бежит быстрее, быстрее, и, с каждым длинным прыжком напитываясь силой воды, становится больше и тяжелее. Она поравнялась с автомобилем , разбила клыками зеркало, ударила плечом, и красавец Ниссан, подобно консервной банке, подфутболенной прохожим, перелетел через встречную полосу, грохоча и разбрасывая осколки, кубарем прокатился к ручью и смачно воткнулся боком.
Найда прыгнула еще раз – за ненавистным деревом и железом, навстречу режущему ночь лезвию страха, тяжело ударила лапами, когтями распорола дверь и кусала, грызла, рвала, вылала бешено и безнадёжно - потому что враг ускользнул, сбежал, вылетел вместе с собственным ужасом куда-то во тьму, оставив ей только кусок пропахшего дурманом мяса в помятой коробке.
Но ярость отхлынула, унеслась вместе с мутными водами разбухшего от ливня ручья, когда где-то за тяжелыми тучами дорога зазвенела под крепкими лапами палевого алабая.
…
Можно пока не возвращаться в логово, а стечь по ручью к заливу, побродить по прибрежной долгой отмели, обнюхивая метки сородичей и отпуская лишнюю воду. После очередной схватки с Врагом Найда чувствовала себя почти прежней: большой сторожевой сукой пяти лет от роду, что радовалась возможности улизнуть и поболтаться безнадзорно, разминая лапы. В прошлом она несколько раз умудрялась освободиться от привязи и удрать со двора через незапертую калитку.
Найда всегда возвращалась. Так уж полагается, таков Порядок – возвращаться во двор, даже если там ждёт трёпка и цепь.
Отравленный два дня назад бойцовый пёс чем-то напомнил кобелька, с которым Найда сдружилась в один из побегов. С точки зрения хозяйки – слишком крепко сдружилась.
Первых ее детей сразу сложили в ведерко и куда-то унесли навсегда, поругивая гулёну-собаку.
Она не горевала, нет – просто пустота на сердце вздулась пузырем, тревожила и потом рассыпалась серым горьковатым пеплом, и болело вымя, в котором перегорало молоко.
Рекса привечали в сельпо за крысоловство и охрану, но большую часть времени пёс шлялся свободно и часто прибегал задрать лапу на Найдины ворота и помахать саблей хвоста. Ирина Васильевна гнала гостя прочь и ворчала, что рано или поздно «проклятый кобелюга» проберется во двор.
Хозяйка оказалась права: зимой снег счищали к забору, и Рекс легко перемахивал туда и обратно, выбирая момент, когда сердитой Васильевны дома не было.
В апреле пепел прежней тоски всколыхнул тревогу, и Найда успела до появления хозяина с ведёрком спрятать одного малыша в норе под дровяным сараем. Нору прикрывал большой куст черноплодки, тайну какое-то время удалось сохранить.
Пока маленькая, теплая радость сама себя не выдала, выбравшись на солнышко.
Дерево и железо. Лопата в руках хозяйки, занесенная над Единственным.
Найда металась, лаяла рядом, но помедлила с броском, сдерживаемая цепью Порядка, а ведь могла одним хлопком мощных челюстей, доставшихся от батюшки-кавказца размолотить тонкое человеческое запястье.
Теперь она не будет медлить перед деревом и железом. Никогда. В этом её новом мире иной Порядок, и он требует уничтожать все, что служит чудищу, отбирающему у собаки Единственное. И однажды лапы смогут обрести опору, и Дорога Охоты – та, что струной звенит наверху – примет Найду.