Я дорожным плащем приукрою тебя
От метели неистово-белой.
Я балладами древних баючу тебя,
Направляя дорогой замшелой.
Белым зверем ершится степная зима,
Свои зубы январские скаля.
Но не тронет тебя по дороге до сна
Месяц нежно полуночный славя.
Морда волчья зарделась во звёздной пыли,
Иней сыплется с шерсти на тропку.
А в глазах твоих звезды, ах! звёзды видны –
Леденятся блестящею коркой!
Приукрытый дорожниым и теплым плащем,
Мягкой поступью следуешь песне.
Окрещенный ночною Ярила сестрой,
Серебришься колючею шерстью.
Волчья песня неловко застыла на вдох:
Слишком горестно волку поется.
Потому ты себя одолел и умолк,
И надеешься, что не прольётся.
Алый остов. До остова съеден тоской,
Одинокий по собственной воле.
Волчий клык в мягкость кожи вонзится стрелой,
Но не ради ни мести, ни крови.
Твоя мама-зима, мать-волчица идет,
Воет ветром над сумрачным долом.
Волк же к этому ветру грудиною льнет,
Отвечает пронзительным стоном.
В окна смотришь с пути безмятежного сна
На огонь несдержимо манящий.
Но тебе не нужна, словно псу конура,
Ты идешь, несгибаемо спящий.
Время звучно хрустит, мнет снежинки и лед,
Ты, укрытый плащом, сын морозных широт.
Вечна полночь в январском покое!
С треском смял тишину и слепую луну,
И пьянящую болью ночную пургу,
Утопил в загустевшем, как кровь на снегу,
Леденящем и душу и стужу саму,
Невозможном, неистовом вое.