Имеется лишь одно хорошее определение Бога: свобода, которая допускает существование всех остальных свобод.
— Я догадываюсь, кто это. Это, должно быть, несчастная Трагедия.
— Трагедия?
— Это ее прозвище. Одно из прозвищ.
— Есть и другие?
— Рыбаки называют ее неприличным словом. Они называют ее... любовницей французского лейтенанта. Говорят, она ждет, что он вернется.
Она инстинктивно распознавала необоснованность доводов, мнимую ученость, предвзятость суждений, с которыми сталкивалась, но она видела людей насквозь и в более тонком смысле. Подобно компьютеру, не способному объяснить происходящие в нем процессы, она, сама не зная почему, видела людей такими, какими они были на самом деле, а не такими, какими притворялись. Мало того, что она верно судила о людях с нравственной точки зрения. Ее суждения были гораздо глубже.
— У меня никогда не будет их невинных радостей, не будет ни детей, ни мужа. А им никогда не понять, почему я совершила это преступление. Иногда мне их даже жаль. Я думаю, что я обладаю свободой, которой им не понять. Мне не страшны ни униженья, ни хула. Потому что я переступила черту. Я — ничто. Я уже почти не человек. Я — шлюха французского лейтенанта.
…Свободный, как Бог, один с недреманными звездами, он гордо шел вперед, постигший все на свете.
То есть все, кроме Сары.
Джон Фаулз, «Любовница французского лейтенанта»
***
Восточный ветер на заливе Риджис-Лайма,
слоноподобный Кобб, кроншнепы, чайки,
искрящееся море. Только тайна
и шорох волн, касающихся гальки.
Ее глаза без кротости и фальши,
трагическая скорбь, что корректуре
уж не поддастся, и уводит дальше
ее печалью скованной фигуры.
Средь анфилад беспечного досуга
ему претит губительный невроз,
женитьба, безмятежность, спин и скука –
не прочь он поводить девиц за нос,
но байроновский гений, пыл распутства
ему не близок, – циник на износ:
в матримониальной западне все чувства
для Чарльза – лишь игра на долг и спрос.
Мисс Вудраф же, воспитанная музой
Джейн Остин, Скотта и романов слез,
все видит сердцем, слышит им в союзе
с чутьем, способным выдать свой прогноз.
В лощине Вэрской пустоши скрываясь
средь троп любви, как загнанный зверек,
она, почти с природою сливаясь,
готова и на ложь, и на порок.
За ханжеской моралью, англиканской
холодностью распутай сей клубок,
на стыке двух эпох: викторианской
и новосветской с фабулой свобод.
Любовницу француза-лейтенанта,
Трагедию, ты видишь ли у вод
прибрежных, за душою дилетанта,
коснувшегося губ твоих? Найдет
тебя ли он, лишившись чина, ранга
и звания джентльмена? И дай Бог
пусть, если не поймет, простит беглянку,
и завершит с ней тайный диалог.
Он вспомнит о ребенке: так ведь дети
способны искупать грехи отцов
и матерей. Младенец, а в ответе
за честь их и за память. Но каков
любви напиток, напоенный страстью,
ожогами огня и сих стихов.
Простил ли он ее, чтоб перед казнью
прощенным жизнь списать всю со счетов?
Что скажет доктор Гроган с кубком грога,
и что почтит молчанием Монтегю –
не то ли, что скрывает бриз с востока,
и шепчет море утром рыбаку…
Жить нужно из последних сил. Иного
нам не дано. Под гибкостью мембран
любви лишь претерпеть бы боль немного
и выйти вновь в соленый океан.
19 февраля 2020 года