Владимир Короткевич
Баллада о смертниках
Нас было там несколько тысяч
Оплели нас колючей проволокой
Бараки, башни, прожекторы
Бдительных сотни очей
Справа – руины города,
Слева – мох и болото.
В будущем голод, работа
Дым смертельных печей.
Нельзя нас было увидеть
Даже, великому магу.
На версту от нашего лагеря
Под серых туч покрывалом
Стояли таблички в болоте
Черная надпись: Внимание!
Здесь небезопасно, зараза,
Ахтунг!
И потому что одинаково
Человек умирает на свете
Здесь все ждали смерти
Белорусы и латыши, татары, украинцы
Женщины, дети, солдаты
Все оголодавшие
С ранами тел и души.
Блок первый – дети и женщины
Блок третий и пятый – солдаты,
Седьмой блок тоже солдаты
Блок восьмой – «материал» для печей.
Побудка, перекличка, работа
Побои, бурда проклятая.
Работайте, работайте, работайте
Быстрей, быстрей, быстрей.
Не мы, а они заразные.
Но в блоках нас замыкают
Для нас за восьмым бараком
Всегда полыхает пожар.
На месте, где боремся,
На месте, где солнца ждем
На месте, где мы умираем.
Табличка – инфекция.
А наши души руки наши
Ими и были искалечены.
Как-то из «бюро информации»
Известие нам передал дружок.
Услышали разговоры тюремщиков
Что завтра точно под вечер
Они на «последнюю акцию»
Первый отправят блок.
Что им дети – надежда наша!
Что им матери наши святые1
Есть приказ и руку к виску
Пустая несет голова
Для них человек – машина,
Что кашу пустую усвояет
И делает за это работу
Или не может ее выполнять.
Мы не смогли б после этого
В глаза заглянуть свободе
Хоть сделались быдлом голодным
Хоть гонор в нас поугас.
Поэтому – лучшего мальчика
При кровном материнском согласии
Мы похитили из блока первого
И в тихую спрятали у нас.
Спрятали у нашей кухни,
Что стояла у самого плаца.
Осторожно заложили дыру
Пустую дровами для огня…
Мальчик был умный-умный
Разговаривал и двигался мало
Целый день рассматривал
Внимательно куски сосновой коры.
«Анель» недостачу выявил
На плацу в определенном порядке
Рыла пяти пулеметов
Смотрели в спины людей.
Как ты стерпело сердце,
Увидев фигуру матери
Что мимо поленницы, мимо сына
Тихо на смерть идет?
Она говорила спокойно
И молчали колонны узников
«Не было у меня никогда сына.
Это ошибка, паны!»
Помните, люди это
Помните вплоть до конца.
Помните как про осколок,
Что в легких сидит с войны.
Разумеется, это просто
Убитым не надо жалости
Это для тех, кто тёплые,
А не для мёртвых костей.
Нельзя так, чтобы не плакать,
Когда захочется
Нельзя больше, чтобы дети молчали
Нельзя, чтобы глаза матери
Под штыками отрекались от детей.
Мы скрывали его три месяца
Прятали в кухонных дровах.
В яме, за кубом, у кухни
И несли ему всё что могли
Шкурку апельсина из офицерской столовой
Пайку белого хлеба
Жмых – когда - никогда.
Нельзя нам было иначе
Хоть кусали от голода губы.
Это был не обычный ребенок,
Который бегает и кричит.
Он сидел тихонько, как мышка
Расставляя какие-то кубики.
Ставил их будто на вату
А глаза его, как темень ночи.
Немцы нам не поверили
Они искали, искали.
Искали потому что пленные,
Испортили им весь «парад».
Голодом, ужасом, побоями
Душу в нас убивали.
Но мы людьми оставались
Мы не выполнили приказ.
У карьера устроили обыск
Хлыст гулял по головам.
И у какого-то хлопца
Им удалось обнаружить
Горстку обычных камешков
Желтых и бледно-розовых
Которыми малые дети
Обычно любят играть.
Хлопца и трех соседей
Окружили особым «вниманием»
Допрос до утра продлился
Но результатов не дал.
«Я просто сосал камешки,
Чтобы меньше чувствовать жажду.
Я не слышал, что прячут ребенка
Залогом моя голова!»
И залог немцы приняли
Головы той четверки упали
Дымоход за восьмым блоком
Час не в свое время дымил.
Чтобы знали, чем закончится
Попытка привычной жалости
Чтобы ведали – пленным запрещено
Быть людьми!
Ненависть мы в сердцах сохранили
Издевательства и пытки сносили,
Мы копили нашу ненависть:
«Вырастай! Вырастай! Вырастай!»
Мы хотели, чтобы выжил ребенок
Чтобы неба увидел просинь.
Чтобы за всех несправедливо осужденных
Праздновал за земле Первомай.
Что нам было до того
Что души сапогами топчут
Что каждый день для раба –
Сплошной, непрестанный ужас.
Для нас он был революцией
Этот маленький мальчик
Будущим, что взрастало
На бренных наших костях.
А как стали пушки Родины
На востоке палить недалёко
Мы в сточной трубе под лагерем
В сточной трубе глубокой
Спрятали нашего сына
Под охраной двоих друзей.
И тогда мы поняли
За что нас душили газом
Почему хотели планету
Очистить от наших грёз.
Им конечно надо было
Беречься нашей заразы
Надо ставить вокруг предупреждения
«Человечность! Опасность эпидемии!»
Мы здесь брюкву гнилую ели
Ведь хлеба у нас не было
На проволоку колючую смотрели
Ведь неба не было у нас.
Гарь втягивали в лёгкие
Воздуха тоже не было
Но смерти мы не хотели
Ведь зло существует сейчас!
В час, как исчезнут распри проклятые
Помните, помните нас!
В час великого праздника
Помните, помните нас
Чтобы всегда была человечность
Чтобы счастье селилось в домах
Чтобы навек не исчезла Родина
Не забывайте нас!
Перевод с белорусского О.В. Поповой (О. Беспечной)