Клепсидрой наполняю океан.
По капелькам на камешки стекает
всё то, чем был и чем не есть сейчас.
И в каплях (крови? слёз? живой воды?)
я вижу буквы, цифры и фигуры.
В их сочетаньях есть какой-то смысл,
который мне придётся разгадать,
ведь этот смысл за полста лет потерян,
и без него я потерял себя.
Я в детстве слишком рано стал читать.
Я стал (чтецом? читателем?) червём,
прогрызшим в книгах сотни лабиринтов,
но главного в них так и не нашёл:
оно не там, оно (вовне? во мне?),
а детство всё. Бумажная труха.
А капельки сливаются в одну,
она трепещет, как стеклянный шар,
искрящийся, узорный, тонкостенный.
Я разбиваю шар, и в каплях (крови?
живой воды? кипящего стекла?)
танцуют, преломляются лучи,
и радуга на небе для меня,
и я иду (за ней? под ней?)
по ней.