Под навесом подъезда открываю зонт, вскидываю над головой, покрепче сжав рукоятку пальцами левой руки. Правую вытягиваю вперёд – её немедленно окатывает хлёсткой холодной струёй. Под диском трости истерически всхлюпывает – стараюсь не морщиться. Скоро белый ствол моей боевой подруги начнёт сереть, затем покоричневеет и, наконец, почернеет. И тёмные очки, в которых я вышла в дождь, совсем залило. Жаль, не хватает рук смахнуть капли.
Очень темно. Затемнение усиливает зонт над головой. Кроме того, он приглушает звуки; я почти не понимаю, куда идти – плыву осторожно.
«Бум!» - Это, кажется, машина. «Бум!» - ох, прошу прощения; позвольте, за что же так орать – хоть бы сигнализацию, что ли, пощадили. Неужели я выгляжу настолько опасной?
Но вот, уже и арка в двух шагах. «Бум!» - вот же понаставят. Покидаю двор под аккомпанемент внушительного баритона, как из-под земли возникшего: «Девушка, вы своей палкой можете вечно стучать, а у меня машина невечная».
Первые напряжённые участки – двор битком и пешеходный переход с благородно отсутствующим светофором - преодолены с комфортом. Я облегчённо шмыгаю носом. В горле в ответ на вдох включаются одновременно три сверла; да, мой насморк сегодня, пожалуй, даст фору этой дождевой реке.
Внимание! выплываем на прямую тропинку к метро. Примечание: прямой она будет только в том случае, если я нечаянно не сверну на одной из многочисленных развилок – ни забора, ни столбика, ни бордюра, по которым можно было бы сориентироваться.
Дрель в горле становится привычнее и уже почти не мешает сосредоточиться, но очень устала и дрожит левая рука с зонтом. Внезапный всплеск, и я замираю: если сейчас дёрну ногу из этой лужи, ботинок неминуемо останется в ней.
«Доброе утро», - чуть надкуренный женский голос над ухом, и влажная тонкая рука с неожиданной силой выхватывает меня из лужи вместе с ботинком. Выдавливаю сиплое спасибо, а спасительница продолжает, цепко беря под локоток: «Вы – к метро? Видите ли, я сегодня зонтик дома забыла. Хотите, пойдём вместе – я понесу Ваш, и мы обе под ним поместимся».
Мои губы дрожат в подобии робкой улыбки; молча отдаю зонтик. Также молча подходим к метро и спускаемся по лестнице. Спасительница закрывает и передаёт мне зонт, потом спрашивает:
- Вы в какую сторону едете?
- До Проспекта мира, а Вы?
- Мне, к сожалению, в другую, но я Вас сейчас посажу.
Опять идём молча – когда подходим к вагону, двери уже закрываются. Спасительница быстро подсаживает меня, и поезд срывается. Перехватив трость за ствол, левой рукой отыскиваю поручень. С двух сторон подхватывают под руки: «Девушка, садитесь, пожалуйста», - слышится отовсюду.
На Алексеевской соседка по скамейке говорит мне: «Если Вы на проспекте переходите на кольцо, то я могу проводить».
У перехода я улыбаюсь уже значительно увереннее и на весёлое пожелание удачи бодро отвечаю взаимным.
Не успеваю пройти и двух шагов, как выясняется, что третьей попутчице, как и мне, до Курской. Когда выходим из поезда, улыбка у меня до ушей, простудные свёрла и дрели поскрёбывают, как разленившиеся кошки на душе, а тёмная дождевая стена впереди больше не страшит. Теперь я знаю: сегодня – хороший день!
И пусть в тот осенний день не случилось ничего особенного, но я буду вспоминать о нём: когда на другое утро простуда безжалостно отберёт остатки моего голоса; я вспомню о нём во всякое время года и всякий раз, когда прохожие и попутчики будут в ином настроении.
До встречи на московских улицах.
Добрых вам четвергов, и не только!