Краснощекий младенец спит в колыбели,
краснокнижную фиалку в руке зажав:
далеко еще страстная неделя,
не созрел еще урожай…
Он не бог, но сын, только чей – не ясно,
человечий или иных кровей?
Впереди его ожидают ясли,
и шаги несмелые по траве.
Все одно, что плевелы, что пшеница
для стопы босой. Золотит поля
луч закатный, и переворачивает страницы,
не касаясь паруса корабля…
Колыбель плывет по волнам, качаясь,
с ней - ореха грецкого скорлупа.
Познает младенец впотьмах отчаяние.
На свету, безжалостна и слепа,
ест его тоска о большом и важном,
обжигает, мучит, сечет кнутом.
Он уже подрос! Он готов поклажи
целый воз тащить из «сейчас» в «потом».
Только справа – лебедь, а слева – щука:
словно рака, имеют его ввиду.
Подставляет младенец другую щеку,
чтоб по праву сказать себе: «Не пойду».
На причал средь ящиков и канатов
он садится, ноги свободно свесив.
Проплывают мимо киты-громады,
а на спинах их – города и веси,
а на небе звезды! И в море звезды,
и луна недобрым косится глазом:
человек, опомнись, пока не поздно,
ты опять желаешь всего и сразу!
Вал девятый схлынет, затем вернется.
Все проходит в жизни. Пройдет и это:
на прощанье ударит хвостом комета,
заискрится солнце в соленых брызгах.
Но напрасно все: человек не внемлет
и судьбу включает на перемотку.
Вечно длится бой человека с Тенью.
Он причал ломает, чтоб строить лодку,
отдается снова мечте и страсти,
роковой, запретной, тысячеликой.
Из травы пожухлой сплетает снасти
и выходит в море за Моби Диком…