на улице безмолвие - ни звука,
лишь цокот костыля по мостовой -
шла злая, одноглазая старуха,
с шикарной, кучерявой бородой.
затих проспект, таксист уснул в машине,
весь день в дороге - как тут не уснёшь?
старуха горбилась растянутой пружиной
и яростно ругала молодёжь.
костыль по мостовой стучал всё громче,
и сквозь окно я слышал "сорванцы!
покоя не дают ни днём ни ночью,
в подъездах срут, на улицах шприцы,
в подвалах сходки, в барах - пидарасы,
в торговых центрах сборище б***ей!
на жопе стринги, юбочки и стразы,
и каждый первый - трахни, да убей!"
старуха выла голосами бездны,
оркестром пустовёдерным гремя,
"внучок мой - глиномес, паскуда, бездарь,
и внучка тоже - та ещё змея!"
и где то между до и ми бемолем,
на высшей из немыслимых октав,
старушье сердце, от избытка горя,
остановилось, монолог прервав.
и на мгновенье став ещё страшнее,
старуха рухнула, как рейтинг новостей.
раздуло вены на столетней шее.
старуха умерла.
и х** бы с ней
(c) Бомгард
И мой ответ:
Ну а потом,
старуха встрепенулась
от губ медбратьев
и электрических потоков
к сердцу.
Сев на асфальт она запела
солнцу
сатью,
и обратила в санитаров
иноверцев.
Затем же приняла
осанну
в медитативном
многоточии...
Пришли олени к ней
и
звери прочие.
И люди не сочли
такое странным.
И замерли пред нею
мерседесы,
феррари,
также
ламборгини.
Она пред ними
исполняла
мессу,
и стала матерью
владельцам их,
и стала им богиней.
Ее костыль возрос
и превратился в ясень.
В тени от множества ветвей
и чудных листьев
бежала, спотыкаясь к ней скорей
семья комочков златокудрых,
лисья.
Упал к ее ногам отважный лев
и с неба опустился к ним Гаруда.
Вечерним ароматом
распустился
львиный зев.
А мир дрожал,
взирал
на чудо.