Может, скажем ему?

Ксюня Шахмаева
- Интересно, куда она так торопится? - Потёртый халат с любопытством наблюдал за пожилой женщиной. Когда-то давно, кажется, с того момента прошла целая вечность, она заботливо вышивала на нем цветных птиц, японские, как позже узнал он, слова и узор, прячущийся в складках тонких рукавов. Но особой гордостью халата был огненный дракон. Его голова покоилась на плече, а длинный хвост змеился вниз. Конечно, халат был благодарен за бессонные ночи тогда ещё молодой женщины, но по-настоящему любил он только одного человека – хозяина. Когда мужчина впервые надел его, халат попытался как можно мягче лечь на плечи. Кажется, эти объятия понравились хозяину, ведь с того момента он носил его постоянно. Конечно, за исключением тех дней, когда халат закидывали в ужасно гремящую машину, где он вместе со своими братьями по несчастью был вынужден вымокнуть насквозь и пропахнуть цветочным ароматом. И если воду халат ещё мог вынести, то отвратительную синюю жидкость, забирающую запах хозяина, он терпеть не мог. Поэтому каждый раз, когда его снимали с бельевой веревки, халат крепче прижимался к хозяину, чтобы снова пахнуть, как он: табаком и булочками с корицей. Вот и сейчас преданный халат ждал своего человека, с нетерпением поглядывая на часы.
- Эй, друг, сколько уже?
Часы откашлялись и гулко пробасили без двадцати восемь.
- Задерживается... - Задумчиво прошуршал правый тапок. Левый, его немногословный брат, лишь поддакнул и снова задремал.
- А какой сейчас день недели? - Халат взглянул на календарь, фиолетово-желтым пятном расцветший на стене. Тот сделал глубокий вдох, наверняка взял пример с хозяйки, каждое утро которой начиналось с дыхательной гимнастики.
- Пятница, разве не видно?
- Тогда все ясно, - халат повел рукавом, поймав игривый ветерок, влетевший в приоткрытую форточку. - Он снова задержался у приятеля. Помните, низенький такой. От него ещё всегда пахнет мылом.
- Или встречает внука. Тот как раз обещал приехать.
- Исключено, - халат снова качнулся. - Внук приедет только завтра, я сам слышал. - Казалось, он даже раздулся от гордости. Ещё бы, хозяин доверяет ему все свои секреты и с ним первым делится новостями. Вот только телефонная трубка постоянно все подслушивает, но, так уж и быть, её халат простит.
- Поскорее бы он вернулся... На улице вон какой холод, - и халат покосился на окна. Стекла покрылись инеем, а на карнизе зябко жались друг к другу шторы. - А я обниму его, и сразу станет теплее...
 
- Может, скажем ему? - Телефонная трубка и пузырек успокоительного переглянулись. - Ведь он больше...
- Не стоит, - наручные часы, забытые хозяином, говорили тихо, но трубка и пузырек почтительно смолкли. - Он должен понять все сам. - Секундная стрелка сделала последний шаг и, дернувшись, замерла.