Кудрявый светлый херувим,
Поддёвка, сапоги с набором,
Тоскою города томим,
Сны о тальянке с перебором.
Чужой и мрачный Петербург,
Как же легко в нём потеряться...
К рязанцу юному он глух –
Увидел в нём черты паяца.
Наряжен, тих, благочестив,
Как бы певец в церковном хоре.
Его ведёт иной мотив,
Что чётким диссонансом вторит.
На Симеоновском мосту
Стоял, одетый, как с картинки...
Но он – художник на посту,
Вела поэзии тропинка.
Казалось – он певец, танцор,
Солист-артист в трактирном хоре.
Но нет... прекрасный синий взор
Обманный, с небом мастер спорит.
Есенин мастерски писал:
Размашисто и ярко, лихо...
Он лирику Руси спасал.
Ушёл – уныло стало, тихо...
Сердечность тонкая была,
И удаль та, что у Хлопуши.
Чеканная строка вела,
И зал не смел, не мог не слушать.
Как тонко страх изображён:
Читал, бледнел, лицо серело...
Душой поэт был обнажён
И сердце на костре горело.
До спазма в горле доводил –
Все похвалы пусты, бессильны...
В нём славный русский дух бродил...
Поэт России семижильный...