Когда мы застреваем в собственном безумии...
Ранним утром, проходя через овражек, я увидела молодое деревце грецкого ореха. Его тонкие ветви беспорядочно раскинули свою листву в поисках света. Маленький, но крепкий плод, покрытый зеленой волокнистой кожурой, одиноко сидел в его крупной листве. Протянув к нему руку, я вдруг вспомнила дядю Витю…., Почему?
Воспоминание из детства вырвалось на свет и ярко осветило его образ.
Худощавый, высокий, и странный…с отсутствующими глазами…
В гостях, на летних каникулах у бабушки в деревне, я всегда наблюдала за ним со стороны, и не понимала его, и именно это, возможно, и вызывало мое любопытство…
Рано утром, проснувшись, я уже не видела его; каждый день он уходил в лес в любое время года - это была его обязанность. Возвращался поздно, затемно, и всегда приносил ягоды, грибы, или орехи, в зависимости от времени года.
Я его про себя называла лесной ходунок.
Он много курил.
Вечером у печи, после ужина, он доставал махорку из мешочка, нарывал газетку на полоски и аккуратно скучивал папироски. Укладывался на свою лежанку, как раз за печью, затягивался папироской, испускал дым и начинал говорить.
Говорил он не с кем - то, а сам с собой, лежа у печки, он бормотал что-то себе под нос, смеялся и спорил,… смеялся раскатисто и громко.
Дым от папироски клубился, обволакивая пеленой, всю комнату избушки, и сквозь эту завесу непонятного для меня безумия дяди Вити, я пыталась разобрать его речь.
Что же он говорит…и зачем он говорит только себе и для себя, ведь в доме всегда было полно народу, и была возможность с кем-то поговорить?
Многое мне было тогда не понятным. Я задавала вопросы бабуле и маме, но мои расспросы о дяде Вите были для них неудобны, они неприятно морщились, отправляя меня погулять….
…Маленький и незрелый плод грецкого ореха вырвал из моей памяти затерянное воспоминание о дяде Вити, и о его собственном, как мне казалось тогда, безумии…