Будний день для меня окончен в начале,
Я сонная муха всегда и везде.
На работу хочу прийти в одеяле.
И чтобы нечто плескалось в бокале.
Иначе скончаюсь в труде.
Еще бы хотелось немного поесть.
Ну ладно, много, чтобы нажраться.
И на кровати лететь между станций,
Разгоняя ослиное стадо, крича «Эге-гей!»
И в НИИ я посылаю начальство,
Ведь ерунда, что в исподнем пришла.
Конкретно так, без бахвальства,
«Не суйте нос в чужие дела!»
Но что же я скромничать вдруг…
Конечно, все посланы нахуй.
Еще бы жалеть этих зверюг,
Может мне и поплакать?
Решено! На работу впредь не пойду.
Вещи в кулёк и двину к вокзалу,
В Петербург.
Там сниму коммунальную залу.
Залягу на дно, но не в Брюгге,
Чернышевская мне подойдёт.
Выберу дом, там где флюгер
Голову крутит, выходит на взлёт.
Здесь я могу пройтись в одеяле,
И в исподнем можно пройтись,
И кто-то заметит едва ли,
Мир не знавал подобных актрис.
Захочу и искупаюсь в Неве.
Или сяду во двор с алкашами,
Сыграю ноктюрн на водосточной трубе,
Отбивая ритмы шагами.
Ах, прекрасно было бы всё,
Если бы Но не лезло вперёд,
Если бы не лишали свобод,
Навязав мне рабочее рабство.
И тонуть мне во флёре нефраса...
Обмазывшись смазкой и прочею дрянью,
Мечтаю кутить с петербургскою рванью,
Или пить чай до позднего часа,
В шампанском вкушать ананасы,
Но несут на анализ новое масло...