Цоя уже тридцать лет с нами нет,
А мы все еще тяжело больны,
В нашем шкафу имперский скелет,
И нету чувства своей вины.
Цоя к себе прибирает власть,
Она не желает совсем перемен,
Наша мораль «что и где бы украсть»,
И нету у этой морали стен.
Цоя играют, и жив его дух,
Но наша ладонь еще не кулак.
Мы все еще стадо, где бродит пастух,
И нету у этого стада вояк.