Герой наш репортёр из городской газеты,
Её ведь не читает уж никто.
Век интернета закопал былую прессу,
И начал он искать истории, что в нём.
Разборки банд, его не привлекали,
Они банальны смерть одна и пустота.
Диктаторы его уже достали, их было много,
Да и суть у них одна.
Нашёл поверие, что есть в деревне церковь,
Её уж много сотен лет обходит люд.
В ночи там свет, а на утро вой бессмертный,
Волки, собаки охраняют к храму путь.
Собравшись, посмотрев в ютубе один бложик,
Он понял, видео, рассказ и всё на том.
Ведь не бывает на земле других законов,
Нет жизни после смерти, ход конём.
Приехал в ту деревню для расспросов,
Никто не мог всё толком рассказать.
Кто говорит, что демон, а кто проклят светом,
Тот храм, который на отшибе устоял.
Все сходятся в одном лишь однозначно,
Что лучше никому в него не заходить.
Иначе пропадёт душа и жизнь в проклятие,
Которую там кто-то затаил.
Собравшись в путь и не смотря на уговоры,
Решился в полнолуние пойти.
Ведь как иначе разглядеть те тьмы покровы,
Как не в опасное сияние луны.
Встав на аллею перед храмом, он услышал,
Вой и рычание отчаянных собак.
Раздался шёпот, он почти его не слышал,
«Впустите путника, я буду ему рад.»
Встряхнул он головою, обознался,
Ведь нет здесь человека много сотен лет,
Тогда и шёпот ему может показался?
Пошёл он дальше, его манит сей запрет.
Войдя в ту церковь, очень сильно удивился,
Нет пыли, паутины по углам.
Как будто кто-то очищал сею обитель,
А говорили, что нет подступа во храм.
В углу камин, что б душам можно греться,
Которые пришли во хлады и снега.
Его он растопил, ведь надо же согреться,
Расставил фото все ловушки по углам.
И до утра он возносил молитвы,
Пытаясь, разговор с нечистым завязать.
Но ночь прошла и он, собрав пустые снимки,
Решил, что нечем здесь страницы заполнять.
Шаг за ворота, снова лай и вой повсюду,
И злобно на него те сотни псов глядят.
Видать собаки охраняют отовсюду
И шёпот вновь ему послышался опять.
«Вернись мой друг, тебя я не обижу,
Ты ночь провёл в молитвах это мне к лицу,
Коль хочешь знать, я расскажу про ту обитель,
Которую к деревне отнесу»
Он развернулся, был алтарь усеян светом,
Свечей так много, что аж ослепляли глаз.
Монах стоял обычный, словно не приметен.
Но как-то выделялся средь обычных масс.
«Скажите вы здесь управляете сим храмом?
Тут чистота, а значит кто-то должен быть?»
Монах кивнул, свой капюшон едва качая:
«Я здесь две сотни лет хочу про всё забыть.»
- «Простите как?» сорвался я не зная.
- Скажите, объясните, как и почему???»
«Садись мой друг, тебе я первому слагаю,
Как опустел сей храм и погрузился в тьму.
Меня назначили вести сею деревню,
И отпускать по мере все её грехи.
Однажды кровь и боль перевернула церковь,
Не смог я пережить отравы на пути.
Я исповедовал сей люд и днём, и ночью,
Но лишь познали они, что им бог простит.
То стали убивать, насиловать все клочья,
Своей отравленной, испорченной души.
Я запер двери, ворота, одною ночью,
Не мог я больше принимать сии грехи.
Они собрались возле церкви с факелами,
Они кричали и стонали, мол впусти.
Что должен исповедовать я их отчаяние,
Что должен я им всем в грехе своём помочь.
Но я не мог их больше видеть.
Да печально…
А смысл помогать всем тем, кто у ворот?
Бог видит, что они нарушат, это точно,
Любую заповедь без всякого стыда.
К утру они угомонились.
Было тошно…
В обед, уж у ворот стоял таран.
Они ворвались и меня все водрузили,
На крест, чтобы я их все грехи по отпускал.
Я после смерти, возвратился в ту обитель,
В которой видел свет, отчаяния оскал.
Где я хотел построить светлой жизни мысль,
Где я познал позор, который не встречал.
С тех пор ворота церкви навсегда закрыты.
Я осознал, об избавлении мечтал…
Как не был бы к ним добрым бог на этом свете,
Нельзя им говорит, что он простит им всё»
Сказав, он это с лучом солнца удалился,
И свечи в миг затухли возле алтаря.
Наш репортёр над этим очень долго мыслил,
Потом собрал все вещи и покинул храм.
Нет не собак, ни сильного оскала,
Лишь только мысли в голове, а может сон?
Он покидал сей храм, судьбу начав сначала,
Он понимал теперь, что грех не просто звон.