Моряк

         

Этот рассказ основан на реальных событиях. Имена, клички, прозвища не изменены.


          Случилась эта история в том году, когда я закончила второй класс, а первого июля мне должно было исполниться девять лет. Мой отец тогда работал мастером по заготовке живицы на участке «Зимовье» в Карабульском химлесхозе. Данный химлесхоз относился к производственному объединению «Красноярскхимлес». Жили мы в посёлке Таёжный, где и располагалась контора Карабульского химлесхоза.
          Этим летом родители решили взять нас с собой на участок. Так как уже считали меня довольно большой девочкой, которая сможет присмотреть за младшей сестрой. До этого мы каждое лето проводили у дедушки с бабушкой в районном посёлке Ояш, что находится в семидесяти километрах от города Новосибирска.
          Дорога от посёлка Таёжный до участка, где мастерил мой отец оказалось долгой и довольно тяжелой. В начале нас отца, маму и меня с Любой, да ещё с двумя мужиками везли на большущем с деревянной кабиной КрАЗе. Мы ехали наверху в кузове. Дорога тогда была такой, что именно «дорогой» её можно было назвать чисто условно. Представьте себе месиво из липкой, рыжей глины в которое наша машина иногда проваливалась почти по кузов, но рыча и изрыгая клубы солярки она всё же двигалась к намеченной цели. Страшнее всего было проезжать участок дороги, который люди прозвали «нырками». «Нырки» это несколько крутых подъемов и таких же крутых спусков. Машина, тяжело урча, пытается выехать вверх, но не дотянув скатывается с ускорением по глиняному склону вниз. И так по нескольку раз. А ты сидишь в кузове и думаешь:
          - Сверзимся мы в этот раз в канаву, или вылетим на обочину?
Но нас как говорят «пронесло», хотя многих и «не проносило». Зачастую техника именно на «нырках» переворачиваясь вверх колесами и её потом вытаскивали гусеничными трелёвочными тракторами ТДТ-55.
          Расстояние от поселка Таёжный до новой совсем маленькой железнодорожной станции Кучеткан было примерно километров пятьдесят. Но проезжали этот путь часа за четыре если повезёт конечно и будет сухая погода. Нам тогда не повезло. Недавно прошел сильный дождь и помотало нас основательно. Мою сестренку сильно укачивало в любом транспорте поэтому её личико давно стало бледно-голубого цвета. Отец Любашу и в кабину КрАЗа забирал, и в кузове она ехала, но её всё равно нещадно рвало всю дорогу. Вот и Кучеткан… Два дома-барака и какие-то хозяйственные постройки. И всё. Хотя нет., рядом с первым домом стоял трактор.
          Мы с сестрой быстро взглянув друг на друга поняли, что на этом наше путешествие не закончилось. Теперь все дружно пересаживались на ТДТ-55, у которого вместо трелёвочной площадки был установлен огромный кузов-короб. Взрослые перетаскали поклажу из кузова КрАЗа в кузов трактора. И вот мы уже едем лесной, почти невидимой в траве, дорогой. Тогда-то я и поняла, что ехать на машине было гораздо удобнее. Во – первых, она так не тарахтела. Трактор же рычал так, что мы не слышали ни одного слова догадываясь лишь по губам, что хотел сказать говорящий. Во – вторых, эта железяка не умела поворачивать плавно, а двигалась рывками так как руля управления на тракторе не было, а были лишь рычаги как у танка. Да и ветки деревьев то и дело цеплялись за наши головы, а иногда ветка могла больно хлестануть по лицу. Дорога шла по глухой тайге, но на пути попадалась и заболоченная местность. Казалось, что мы едем по огромной зелёной подушке и лишь кое-где торчали стволы чахлых деревьев. Трактор как - то странно покачивало…
          Сейчас я понимаю, насколько это был небезопасный путь. Ведь ехали мы по гати, проложенных кем – то бревнах в топких местах. В любой момент трактор мог провалиться в болото и спастись скорее всего было невозможно. Естественно, что это понимали взрослые, о чем говорили их напряженные лица. Мы же с Любашей, нашли местечко между каких мешков устроились там поудобнее и затихли. Даже умудрились немного поспать. И тут наш трактор заглох. Несколько минут мы вообще ничего не слышали. Только по истечению какого – то времени появился слух.
          Оказывается, на нашем пути находилась метеостанция под названием Гонда. Я думаю, что своё название она получила из-за речки Гонда которая образовывалась слиянием двух речушек Малой и Большой Гонды. По прошествии лет из памяти выветрилось многое, но вот то, что главным на метеостанции был дяденька по имени Лев я очень хорошо запомнила. Хоть это было не совсем прилично, но мы с сестрой толкая друг друга локтями залились весёлым смехом. Как так дядька и вдруг Лев? До этого я никого не встречала мужчин с таким именем. Еще меня поразил тот факт, что у этой семьи, которая жила здесь на метеостанции на гряде росли огурцы, а вокруг гряды была посажена картошка. Прямо как у дедушки с бабушкой.
           В те далёкие годы огороды и скот были лишь у местных жителей, живущих в сёлах, и деревнях. А так как работа была сезонная то почти все остальные люди были приезжими. Лето, а иногда и зиму они проводили в тайге на участках по добычи живицы. Поэтому кто жил в домах – бараках, не говоря уже о тех, кто жил в общежитиях, не занимались огородничеством и, не имели никакого хозяйства. Хотя придомовые участки земли под это дело были, но землёй такие участки можно было назвать лишь символически. Дело в том, что новоявленные посёлки строились в местах, где до этого корчевали лес. Дома строились на глиняных землях и росли в таких «огородах» осот да бурьян.
          Это уже потом, когда временные жители, как – то незаметно, перешли в разряд постоянных на участки возле домов стали возить торф и удобрять землю. Но это случиться еще не скоро... А пока «огороды» были завалены металлическими и стеклянными банками, бутылками различных калибров, дровами и еще Бог знает чем. Ведь никто из них тогда не думал, что останется здесь навсегда в этом суровом крае. Куда, когда – то ссылали людей за несовпадение политических взглядов или за уголовные преступления. Но оказалось, что и те, кто приехал за «длинным рублём» тоже влюбятся в эту северную неброскую красоту. В эти сосны и ели, в величественные кедры, в бездонное сине-голубое небо, в холодные таёжные речушки. И не остановит их, не гнус с комарьем, не отсутствие дорог, не простенький быт... Что-то незаметное входит здесь в сердца людей и не отпускает. Многие пытались уехать и уезжали, но максимум через год, полтора возвращались опять. Что это? Какая загадка хранится в сердце тайги?  Почему она манит к себе людей? Кто знает! Но возвращались очень многие.
          Дорогой читатель я немного отвлеклась от «нити» моего повествования. И так…
          Гостеприимные хозяева метеостанции напоили всех чаем и угостили мягким душистым хлебом, который пекли сами. Тракторист и двое мужиков тоже пообедали, а затем все вновь погрузились в кузов трактора. Тракторист же вернулся в свою кабину, и мы двинулись в дальнейший путь. Ехали мы еще довольно долго. С нашим трактором в дороге случился казус, потерялся «палец» у гусеницы трактора. Мужики во главе с трактористом, громко матерясь, искали его в высокой траве возвращаясь назад по дороге. Мне было страшно интересно как это у трактора могут быть «пальцы»? И пока мы стояли я несколько раз обошла трактор, но ни чего похожего на «пальцы» не нашла. Каково же было моё удивление, когда «пальцем» у трактора оказался металлический стержень. Затем трактор «обували», то есть этой железякой соединили гусеничные звенья, и мы наконец поехали дальше. Уже белой глубокой июньской ночью мы приехали на место.
          О данном месте нужно рассказать особо. Вот представьте себе… Всё тайга, тайга и вдруг., деревья расступаются и перед вами оказывается огромная поляна даже более того – полянища! Сразу, на пригорке, стоит большой рубленый из кругляка дом. Дом поделен на две половины. Большую половину занимает комната мастера и магазин, а меньшую молодая семья из трех человек. К большой половине дома пристроена веранда-дровяник. Эта веранда не имеет пола и стоит прямо на земле. Там зимой и летом лежат сухие, колотые дрова. В этой же веранде сделано крыльцо для входа в дом. За входной дверью находится небольшой коридорчик. В нём две двери. Левая обитая алюминиевыми пластинами с железной лямкой-полосой и огромным навесным замком ведёт в небольшой магазинчик, а правая в жилую комнату, где мы и жили с папой, и мамой. В комнатке есть печь, две пружинные кровати, два грубо сколоченных стола и чурки-табуретки. С мебелью на времянках особо не заморачивались и зачастую вместо табуреток были простые чурки. Был ещё шкафчик под посуду, и большая полка, на которой стояла рация.
          Каждое утро, не считая выходных, папа выходил на связь с химлесхозом, это называлось «планёркой». И мы слышали доклады мастеров о положении дел на их участках, докладывал и отец. Однажды он уехал в посёлок, а мы с сестрой включили рацию. Когда рация начинала «булькать и пищать» мы смеялись и даже вступали в разговор. На этой планерке был наш папа и, естественно, он понял кто там шалит. Потом дяденька Трифонов, так была фамилия у директора Карабульского химлесхоза которого мы очень хорошо знали, сказал нам чтобы мы не баловались и отключили рацию. Отец же по приезду дал нам небольшой нагоняй, больше мы к рации не прикасались.
          В небольшом магазинчике, что был на нашей половине дома, хранились и продавались необходимые для рабочих товары. Торговала всем этим мама. Придя вечером с основной работы, сборки живицы, она на некоторое время открывала магазин и отпускала рабочим то, что им было нужно. Там были и продукты, и хозяйственные товары, такие магазины назывались «смешанными». Была в магазине и водка, но продавалась она по особым случаям, и только с разрешения отца.
          Во второй половине дома как я уже говорила жила молодая семья с маленькой дочкой Лариской. Лариса была чуть помладше Любаши, и они быстро нашли общий язык. К тому же девочку оставляли с нами, а её мама уходила помогать мужу. Получилось так, что детей на участке было всего трое, то есть мы с сестрёнкой да Лариска.
          Если смотреть от нашего дома, то внизу под кручей стояла длинная громоздкая времянка. В этой времянке была большая русская печь. Именно там, в этой печи, невысокий кругленький мужичонка по прозвищу Матушка готовил еду для всех мужчин и пёк свой замечательный хлеб. Как его звали по-настоящему я, так и не узнала. Мы, детвора, как и все остальные звали его Матушкой.
          Чуть левее ближе к тайге была конюшня и в ней обитала одна-единственная лошадка по кличке Лидка. На этой лошади папа объезжал своё немаленькое хозяйство. Лидка была страшной сластёной. А в те далёкие годы продавался слегка желтоватый кусковой сахар. Возьмешь, бывало, себе в рот небольшой, разрубленный в ладони отца тяжелым охотничьим ножом, кусочек сахара и таким вкусным он казался… Никакие шоколадные конфеты не шли в сравнении с этим сахаром. Кто жил в те годы в этом крае должен хорошо помнить, что полки магазинов ломились от обилия разных конфет, а шоколадками украшали витрины делая из них подобие некой спирали.
          Губа не дура оказалась и у нашей Лидки. Быстро выяснилось, что Лидка тоже обожает именно такой сахар. Лошадку никто и никогда не привязывал, и она свободно гуляла по всей территории, правда в тайгу не уходила. Обычно процедура выманивания сладенького начиналась так…
          Поднимется наша мама ранним утром завтрак готовить, начинает что-то там варить или печь. Естественно, что ей надо выйти на веранду набрать дров для печки, а Лидка уже тут как тут. С улицы мордой дверь откроет и шмыг в веранду. Передними ногами уже стоит на крыльце подпирая мордой дверь, поэтому дверь открыть полностью никак не получается. И ведь стоит нахалюга до тех пор, пока мама или кто-то из нас не вынесет ей кусок сахару. Получив желаемое, кобылка выкатывалась из веранды давая нам выйти.
          Чуть ниже конюшни и времянки мужиков протекала небольшая речка. Я думаю, что это была либо речка Хая, либо речка Орнагда. На оставшейся у меня старенькой поквартальной карте-верстке которой пользовался мой отец такие речки есть. Есть и обозначение главной времянки, но оно очень схематично. Поэтому какая из речушек там проходила понять практически нельзя. О существовании речки Хая знают многие жители Богучанского района, а вот об Орнагде скорее всего единицы. Наверно только геологи, лесники да охотники. Через речку был сделан самый настоящий мост. На том берегу подкашивали сено для лошади и на ней же его вывозили, укладывая на сеновале. Всеми хозяйственными делами на участке занимался дядя Лёша, по прозвищу Моряк.
          А хозяйственных дел было немало. Воды натаскать для питья и готовки еды, да для баньки, что стояла недалеко от речки. Опять же дров нужно было наготовить на весь сезон, ведь люди там жили круглый год. По глубокой осени собирали бараст - сухую живицу, оставшуюся после летней подсочки. Зимой же окоряли лес подготавливая деревья к следующему сезону. Так что дел у Моряка было много. Помогал он и вздымщикам резчикам живицы точить резцы для хаков. Умение правильно наточить резец, это по сути особое искусство, ведь чуть-чуть дашь неправильную косину и всё, никакой работы не получится. Опытные вздымщики эту работу не доверяли никому сами точили и, сами же подправляли оселками угол наклона, а также толщину резца. Молодым же вздымщикам ещё предстояло освоить эту науку. Вот тут-то Моряк как нельзя был, кстати.
          Я же каждый день ходила на речку, но купаться в ней было невозможно. Неширокая, но глубокая речушка была ужасно холодной. Никто не решался окунуться в её серовато-голубоватую воду. Только утки с шеренгами маленьких желтеньких утят бороздили её простор. Не единожды я хотела поймать хоть одного утёнка, но куда там! Эти маленькие «кораблики» так вертели своими лапками-ластами, что поймать их не было никакой возможности.
          Почти ежедневно на речку ходил и Матушка. Дойдя до неё, он поворачивал налево и по чуть заметной тропинке уходил вверх против течения воды. Там в пятистах метрах от большого моста через речку были прокинуты две длинные сосны. Сучья на них были спилены и было сделано что-то вроде мостика. Перед этим мостиком был глубокий омут, но вода в нём была настолько чиста, что было видно каждый камешек на дне реки. В этом месте Матушка ловил хариусов. Готовясь к рыбалке, он никогда не пользовался средством от комаров и мошкары и еще мужчина замачивал свои снасти в каком-то специальном растворе, о составе которого никому не рассказывал. Посидев в своём заветном местечке часа два, Матушка натаскивал до пятнадцати рыбин. Все они имели однотонную тёмно-серую спину, а по бокам тела виднелись чёрные пятнышки различной формы.
          Конечно же Матушка меня к себе не подпускал. Но когда это меня останавливало? Я тоже любила рыбачить, но у меня не было ни крючка, ни лески, ни поплавка. Однажды, когда там не было Матушки я всё же пришла к тому заветному месту и с интересом рассматривала дно речки. Там в зеленоватой глубине было видно, как проплывали величественные рыбы. По возвращению домой я была остановлена Матушкой.
          -Ты девка туда больше не ходи, глыбоко там потонешь еще. Ты вон на берегу пошукай. Там у берега гольяны, что тебе акулы водятся. Там и рыбачь!
          - Матушка, у меня снастей нет, папа как поедет в поселок привезёт. А сейчас дай мне удочку, а?
          - Ну ты даёшь малая! Где я тебе здеся удочку раздобуду?
          У меня на глазах вскипели слёзы. Всё, не будет у меня никакой рыбалки! Ведь отец еще не скоро в посёлок соберётся, но видно Матушка проникся моим «горем»:
          - Ты это перестань, не реви. Могу тебе крючок дать, но один. Лески правда нету. Григоричь, батя твой, сказал, что привезёт скоро. Ты уж потерпи.
          Взяв у Матушки крючок, я поплелась наверх к своему жилищу. Снастей для рыбалки у нас на времянке не было, это я знала наверняка. Папа уже несколько лет был серьёзно болен и даже в клинике у профессора Мешалкина лечился, но от операции на сердце отказался. Тогда результаты таких операций были ещё не совсем удачными. И мой отец видимо решил для себя сколько уж намерено судьбой столько и проживу. Поэтому с рыбалкой и охотой он давно расстался, но страсть к оружию сохранил. Только здесь в лесу на времянке в металлическом шкафу стояло три ружья. Дома так же был специальный шкаф, где стояли ружья и лежали патроны. Там же были мерки для дроби и пороха, гильзы, патронташи, коробки с картечью да много еще чего. А так как сына у него не было то всей охотничьей премудрости он учил меня. Я заряжала с ним патроны, выбивала из голенища валенка пыжи, отмеряла мерками нужное количество пороха и дроби. Стрелять он меня уже к тому времени научил. Умела я пользоваться и различными манками на птицу, папа делал их сам. Используя пустой спичечный коробок, он показывал мне как токует глухарь на токовище. Сложив определённым образом пальцы руки крякал как настоящая утка, естественно, я тоже этому научилась. Хоть и была девчонкой, но мне это было очень интересно.
          Попрощавшись с Матушкой, я пришла к себе в комнату и взяв со стола журнал «Вокруг света» стала читать. Грамоте я научилась очень рано и это заслуга моих самых любимых людей дедушки и бабушки. Уже в пятилетнем возрасте я писала родителям письма печатными буквами не забывая обвести свою маленькую ладошку на чистом листе бумаги. В те годы на каждый из участков химлесхоза выписывалось очень много периодики газет и журналов.
           Сегодня мама была дома и заводила тесто на блины. Сестра Любаша цветными карандашами рисовала куколок в тетрадке. Отец громко стучал костяшками деревянных счёт, а потом быстрым почерком что-то писал в документах.
          - Дочи, - обратился он к нам, - вот вы когда вырастите кем хотите стать?
          - Я буду палихмахером, - не задумавшись ни на секунду ответила сестрёнка.
          - А ты Оля кем будешь?
          - Следователем, - ответила я, переворачивая очередную страницу журнала.
Отец хитрО подмигнул маме…
          -М-да мать, - сказал папа, - одна подстрижёт, а другая посадит! Он засмеялся и достав папиросу из пачки закурил, и опять громко защелкал костяшками счет.
          Меня же всю ночь мучила мысль о том, где взять леску. К утру эта задача была решена. У отца в коробке со всякой всячиной была большая бобина с белой прочной нитью, этими нитками он прошивал документы. В начале шилом прокалывал дырочки, а потом скреплял их с помощью иглы и нити.
          -Ничего, - шептала я про себя, - на безрыбье и рак рыба как говорит папа. Возьму нитку вместо лески. Ведь леска, это тоже нитка только не такая прочная наверно ну и конечно непрозрачная. Вот так рассуждая сама с собой отмотала от большой бобины довольно длинную нить, а чтобы её не перепутать наматывала нитку на большую щепку. Я не раз видела, как это делают другие люди.
          Дорогой читатель ты будешь наверно смеяться, но мне на мой день рождения папа подарил «Набор юного слесаря». Я уже говорила о том, что развлечения в детстве у меня были отнюдь не девчачьи. Поэтому такой подарок меня совсем не огорчил, а скорее обрадовал. В зеленом металлическом ящичке были совсем настоящие только меньшего размера нужные мне предметы, а именно: небольшая ножовка, топорик, молоток, отвертка, кусачки, плоскогубцы и даже маленькие тиски. Поэтому я, недолго думая открыла свой зелёный чемоданчик и взяла оттуда остро наточенный топорик. Сестра с Лариской сидя на кровати укачивали своих пупсов. Папа на улице с кем-то громко разговаривал.
          - Раз еще не уехал значит сегодня будет дома, - подумала я. И стараясь быть незамеченной тихонько открыла дверь. Но дверь противно заскрипела, и отец, стоявший рядом с высокой сосной обернулся ко мне.
          - Доня, это ты куда собралась, - спросил меня папа.
          - Да на речку ненадолго сбегаю, там утка с утятками плавает пойду посмотрю.
          - Ну, ну иди. Только далеко не шастай…
И отвернувшись от меня отец, опять приподняв голову стал смотреть на сосну. Я тоже взглянула вверх. Там на самой высокой перекладине стоял Моряк и поправлял самодельную антенну для радиоприемника ВЭФ. На этой сосне была набита целая лестница из перекладин – дощечек. Такую лестницу сделали для установки антенн радиоприёмника и рации.
          Больше ни на что не отвлекаясь я помчалась к реке. Теперь передо мной стояла довольно непростая задача, а именно — сделать удочку.  Вдоль всей речки были заросли из ивняка, красной смородины и крапивы. Мне же нужно было выбрать дерево подлиннее и поровнее. Исцарапавшись и несколько раз ожегшись крапивой, я всё же нашла подходящее для удочки деревце. Работая ногами, отогнула стоящие рядом заросли крапивы и поросль ивняка. Немного расчистив площадку, стала подрубать свою будущую удочку. Затем вытащила дерево на тропинку и обрубила с него сучья. Комары уже давно давали о себе знать, но я помнила, что Матушка, уходя на рыбалку мазью не пользовался. Значит и мне придётся потерпеть, совсем не съедят... Обрубив последний сучок я складным ножиком, который всегда был у меня в кармане стала зачищать стволик дерева. Ф-у-у! Совсем упарилась., но удочка была готова.
          Расщепив ножиком верх удочки аккуратно примотала к ней нитку и крепко завязала на узел. Вместо поплавка у меня было утиное перо, которое я нашла, гуляя возле речки. Мысленно прикинув на какое расстояние, буду забрасывать удочку привязала перо к нитке, а затем привязала и крючок. Окончательно устав, я присела на лежащий рядом кусок бревна. И тут меня осенило! За всей этой работой я совершенно забыла о наживке.
          - Во балда – то, - подумала я о себе, - теперь что за лопатой наверх тащиться?
Тащиться куда-либо мне совершенно не хотелось. К тому же стало совсем жарко и мне захотелось пить. Зачерпнув воду ковшиком сложенных рук, я стала пить холодную как лёд воду. Пила потихоньку чтобы не застудить горло. Поднимаясь с колен, я нечаянно задела ногой небольшой камень. Камень сдвинулся с места и перевернулся. Каково же было моё изумление, когда на месте, где лежал камень шевелились несколько дождевых червей. Походив по берегу, я нашла ещё штук пять подобных камней и под каждым лежала готовая наживка. Банку под червей я нашла тут же на берегу такой тары в лесных местах было много.
          Наживив половину червя на крючок, оставила свободным кончик наживки и как заправский рыбак поплевала на него несколько раз, а затем размахнувшись забросила свою нитку – леску в воду. Видели бы вы моё разочарование… Нитка белой тоненькой полоской легла на гладь воды.
          - Ну чо опять не так? – спросила я у самой себя. - Чо ты не тонешь! А?! Вспомнила, вспомнила! Грузило же нужно. Вот точно балда! Та-а-к, а где его взять? Придётся всё же домой топать.
          Взяв удочку, я уже собралась возвращаться, но тут совершенно случайно увидела, что недалеко от моста кто-то высыпал горсть старых гвоздей. Гвозди были ржавыми и по-разному загнуты. Бросили наверно, когда мост недавно ремонтировали. Поковыряв носком кеда в россыпи гвоздей, нашла подходящий по моему мнению гвоздь. Он был большим и загнутым в какую-то коральку.
          - О! Это именно то, что надо!
          Прицепив гвоздь к своей «леске», забросила её в воду. Теперь нитка утонула частично, а на воде браво торчало утиное перо. Опять присев на прежнее место я стала напряженно вглядываться в воду. Но отдохнуть мне не дали…
          Вдруг на гладкой поверхности воды моя «леска» натянулась, а перо быстро ушло в воду. Недолго думая я рванула удочку вверх, на крючке извивалась рыбка. Была она где-то сантиметров пятнадцать. Спинка у рыбки была буровато-зеленого цвета с черной полоской посередине, а бока зеленовато-желтые с золотистым оттенком. Это был самый настоящий гольян!
          - Так, а куда мне его положить, - задалась я вопросом, -  вот что значит торопиться.
          Завертев головой, стала оглядываться по сторонам. Естественно, что ни чего пригодного для сохранения своего улова я не нашла. Опять присела на уже ставшее родным бревно. У моих ног лежали остатки нитки намотанные на щепку. Подняв щепку с земли я несколько секунд её рассматривала, но в голову не чего приходило. Отмахиваясь от назойливых комаров, поднялась и опять подошла к тому месту, где валялись гвозди. Поворошив их ещё, нашла два небольших гвоздика и вернулась к своему дереву. Не успев додумать что я хочу сделать руки сами привязали к одному из гвоздей конец нитки. Отмотав сантиметров тридцать – сорок обрезала нитку и привязала к ней второй гвоздик. Взяла свою добычу и протащила гвоздик сквозь жаберные щели. Сделав на одном конце петлю, просунула туда другой гвоздь и немного подтянула. Все, рыба теперь не ускользнёт. Прицепив свой самодельный кукан к низко весящей ветке ивы опустила рыбку в воду.
          Началась настоящая рыбалка! Гольяны бросались на наживку ещё тогда, когда она только подлетала к воде. Честное слово, но больше такой удачной рыбалки как эта я не видела никогда. Гольяны не просто насаживались на крючок они хватались за червя и вот так по две - три рыбки я доставала зараз. Когда у меня закончились червяки стала забрасывать просто пустой крючок, и чтобы вы думали? Эти бестолковки заглатывали голую сталь. Правда вскоре мне это надоело. Я смотала удочку вытянула свой кукан из воды и подалась домой.
          Солнце стояло высоко, и слепни с комарами меня просто заедали, а еще мне очень хотелось есть. Собрав последние силенки, я припустила к дому. На взгорье стоял отец и прикрыв ладонью глаза от солнечного света смотрел прямо на меня. Увидев моё «боевое оружие» громко рассмеялся, но взглянув на самодельный кукан с добычей сказал:
          - Молодец доня! Щас мы их на сковородку.
          Рыбка оказалась очень вкусной, но я была горда еще и тем, что сама её наловила. За столом рассказала родителям про крючок, про то, как сделала себе удочку. О том что леску придумала сделать из ниток и из них же сделала кукан. Уснула я в тот вечер очень быстро и снились мне наверно хорошие сны. Ведь в детстве дни гораздо длиннее, чем потом, когда становишься взрослым. Дети за день, особенно летом, находят себе столько занятий и приключений, что даже спустя десятилетия мы помним о своих шалостях и маленьких победах очень отчетливо. Так как будто это было недавно.
          Шли дни…
          Мама ранним утром уходила на сбор живицы. Возвращаясь, она несла нам лесные гостинцы букетики с разной ягодой: земляникой, черникой, костяникой. Приносила мама и ещё клейкие молочные кедровые шишки. Такие шишки с несколькими вышелушенными орешками оставались на земле от разбойниц - кедровок. Если таких шишек было много, это означало то, что ещё до сбора ореха кедровка может напрочь спустить их на землю. Тогда и звери останутся голодными, и люди не набьют орешек на зиму.
          …этот день начался как обычно. Все взрослые разошлись по своим делам. Отец ранним утром уехал на Лидке в лес. Мы играли возле дома, но становилось жарко поэтому мы с сестренкой и Лариской ушли к нам в комнату. Я взяла журнал и стала дочитывать какой-то рассказ. Люба и Лариса играли своими любимыми пупсами. Увлёкшись чтением, я не сразу услышала, как кто-то постучал в дверь. Спрыгнув с кровати, пошла посмотреть кто там пришел. В тёмном коридорчике стоял Моряк. Не знаю уж откуда и от кого он получил эту кличку, но прилила она к нему намертво. По имени его никто не звал. Да и я бы никогда не узнала его имени ни случись один забавный случай…
          Еще в начале сезона, когда набирают рабочих на участок, отец забирал у них паспорта и хранил их в специальном сейфе. Где он такой сейф взял мне было неизвестно, но скорее всего в конторе химлесхоза. Делал он это потому чтобы после первой же получки «работнички» не дали дёру с участка пропивать свои деньги. Ведь «просадив» весь свой заработок они возвращались назад. Голодные ободранные и бывало, что и без документов. Отец мастерил уже не первый год и отлично об этом знал. Поэтому паспорта бичей (бывших интеллигентных людей) забирал еще до получения ими денег. По собственной же инициативе отец заводил на каждого сберегательную книжку куда и вносил деньги работяг оставляя только на прокорм, и необходимые вещи.
           Мужики по началу ворчали, но потом успокаивались. Ведь все деньги до последней копейки копились у них на счету, о чем им сообщал отец, показывая сберкнижки. А суммы к концу сезона там были немаленькие. Но многие, да что там говорить почти все бичи в конце октября приходили в наш дом. Деньги были уже пропиты или украдены шустрыми «подружками», или такими же «друзьями» как они сами. Идти работягам-горемыкам было некуда, и они шли к нам. В грязных свалявшихся одёжках, ботинках на босу ногу голодные и холодные являлись они на наш порог. Отец, не глядя на маму говорил:
          - Мать, где у меня там щиблеты новые, да рубашку посмотри. Да что тебе объяснять, сама всё знаешь…
          И мама знала., поэтому молча шла собирать вещички. Вещей у отца было достаточно, но мой папа был приверженцем простого образа жизни и никогда не заморачивался по поводу накопления материальных благ. Его страстью были хорошее охотничье оружие, охотничьи же ножи, собаки-лайки и мотоциклы. Мотоциклы… О, это была особая тема! В те годы приобрести мотоцикл в северных районах была задача повышенной сложности. Но мой отец за свою не очень долгую жизнь сменил их несколько. Первыми были ИЖи без люльки (бокового прицепа). Затем отец контейнером из Новосибирской области привёз Ирбит М-61 синего цвета. Мотоцикл не без основания был гордостью отца. На смену Ирбиту был куплен М-75, черный красавец. На всех мотоциклах папа ездил круглый год и не беда, что мороз под 40 градусов. Мотоциклы его никогда не подводили.
          Одежда это было именно то, о чем мой отец думал в самую последнюю очередь. Но была одна деталь его гардероба с которой он мог расстаться только в очень сильные морозы. Это хромовые начищенные до зеркального блеска сапоги, за голенища которых, он по привычке всовывал нужные ему документы. И так… Брюки в сапоги, пиджак, а на плечо полевую сумку вот и весь наряд. Вроде молодой мужик и одеть есть что, и обуть, а не было у него милее обувки чем хромовые собранные чуть в гармошку сапоги. С сапогами у отца была связана одна история, которая стоила ему хорошей порки. Исходя из случившегося мой папа должен был навсегда разлюбить эту обувь, но получилось совсем наоборот. Рассказала мне эту историю моя бабушка...
          Когда мой папа был ещё безусым парнишкой дедушка Гриша папин отец стачал ему сапоги. Дедушка долго приглядывался, выбирая товар и наконец на ручной машинке фирмы «Зингер» он сшил сапоги старшему сыну. Шел 1951 год… Старшая дочь Валя поступила учиться в техникум города Новосибирска. Поэтому семья хоть и не бедствовала, но жила очень скромно. И получить тогда такой подарок было просто немыслимое дело, но только не для моего немного бесшабашного отца. В школе он учился не плохо особенно хорошо ему давались точные науки, но вот дисциплина хромала сразу на все четыре ноги. Нет он не срывал уроков, не дергал за косы своих одноклассниц. Просто выйдя из дома мой папа шел не в школу, а по своим мальчишеским делам. Ходил рыбачить на речку Черданку или ставил петли на зайцев, это смотря какое время года было на дворе.
          Когда отец отдал сапоги сыну была ранняя весна. И всё бы ни чего, но мой папаня пошел на рыбалку именно в новеньких, хромовых, вкусно пахнущих сапогах. Целый день он бродил в них по речушке Черданке. Вечером, явившись домой, поставил их сушиться в печурку (специальное отделение вверху печи). Можете себе представить как сапоги выглядели утром?  Вот, вот! Моя тогда еще совсем молодая бабушка вытащила из печурки не сапоги, а невесть что. Что-то такое скукоженное и непонятное. Деревянные шпильки, которыми была прибита подошва сапог торчали из них как мелкие ощерившиеся зубы. Порол отец сына отчаянно вкладывая в это дело душу и еще много чего...
          И так... Поев, переодевшись и отогревшись мужики просили отца:
          - Ты это Григоричь уж всподмогни, а? Куда мне теперь, ведь гол как сокол. Счас на бараст пойду, а потом корить буду. Возьмёшь?
          Отец не спеша доставал «беломорину» и закурив долго смотрел в окно. Затем писал записку в общежитие, которое тогда находилось на Первомайской улице чтобы там пригрели бедолагу. На следующий день шел в контору оформлять документы на очередного работягу. Так продолжалось многие годы. Именно вот так прибился к отцу и Моряк. Куда потом подевались эти люди? Кто знает... Скорее всего окончательно спились, а кого-то прибили по пьянке. Редко кто из них начинал новую жизнь, по крайней мере мне о таких случаях неизвестно.
          И вот в очередной раз собрав у мужиков паспорта, сложив их стопкой на столе, папа списывал с них какие-то данные. Вдруг раздался его мощный хохот:
          - Нет, мать, ты иди., иди погляди!
Отец вновь рассмеялся. Мама гладила бельё в комнате, а мы с сестрой уже и не вспомню чем занимались.
          -Чего тебе отец? Чего хохочешь?
Он ткнул прокуренным пальцем в чей-то паспорт:
          - Иди говорю, сама глянь!
Тут уже рассмеялась и мама. Нам стало и вовсе интересно, что там такого написано. А так я как была побойчее, то спросила отца:
          - Пап, а нам можно посмотреть?
           - Ой доня, да что тут смотреть? Сам сейчас скажу! Ха-ха-ха! Дядю Моряка знаете?
Мы дружно мотнули головами. Отец опять расхохотался.
          - Пап, ну чо ты? Говори уже!
Отец, сдерживая рвущийся наружу смех, прикурив очередную папиросу сказал:
          - Моряка нашего Лёхой зовут. Фамилия у него Ёлкин, а родом он из деревни Палкино.
Тут уже мы смеялись всей семьёй.
          ...так вот сейчас передо мной собственной персоной стоял Моряк и от него явственно несло перегаром.
          - Дядя Лёша вам чего? Папы дома нет и мама в лесу.
Моряк невнятно пробормотал:
          - Ты вот чо пацанка, дайка-ка ты нам с Матушкой водки. Знаю я, там у твоей мамки в загашнике осталась… Сам ящики да коробки таскал.
          - Нет дядя Лёша, вы что? Да и ключей у меня от магазина нет.
Моряк выдыхая перегар раскачиваясь надо мной. В комнате притихли Любка с Лариской.
           Где лежат ключи я естественно знала, но открывать магазин без мамы и папы было строжайше запрещено. Да и незачем нам это было делать. Родители нам ни в чем не отказывали, а сладкое мы с сестренкой не очень-то и любили. Поэтому даже и мысли не допускали чтобы что-то взять без спроса. Моряк ещё какое-то время постоял, а потом шатаясь пошел на выход. Я шла следом и как только он вышел из веранды-дровяника, тут же накинула крючок на дверь. Более надёжной защиты предусмотрено не было. Заскочив в коридорчик, а следом в свою комнату я так же заперлась на крючок.
          -Ушли вроде, – пробормотала я.
          Девчонки, тесно прижавшись друг к другу сидели на кровати. Забытые пупсы валялись на полу, а по выражению лиц Любаши и Лариски было видно, что они вот-вот заревут.
          - Ну чо всполохнулись? Всё, ушли они! Ушли...
Но противное липкое чувство страха охватило и меня. Стало по-настоящему страшно, но страшно не за себя, а за Любу с Ларисой. Ведь они же ещё совсем маленькие. И какое-то совсем недетское чутьё мне подсказывало, что от своего плана Моряк с дружком не откажутся. Надо было что-то придумать, но вот что? Почему-то ничего не придумывалось, а до вечера было ещё далеко...
          Сколько прошло времени не знаю, но кажется, не много. Я невольно прислушивалась. И вдруг в дверь веранды застучали, а потом о чем-то громко заговорили, заспорили.
          - Да ладно Моряк, пойдём. Девки одни дома всё одно водки не дадут.
          - Понятно... Матушка уговаривает Моряка.
Мне очень хотелось заплакать, но смахнув слезинки я посмотрела на девчонок. Они уже обе ревели, но как-то странно, потихоньку кривя красные губёшки. Стало ясно, что если я сейчас разревусь тогда всё! А что всё, додумать я не успела...
          Раздался громкий стук в окно. Про него я как-то забыла. Окно было забрано железной решеткой если даже выбьют стекло всё равно не пролезут. В окне замаячило небритое опухшее лицо Моряка. Девчонки громко завизжали. Услышав их, Моряк прорычал:
          - Ну чо дуры, водки давайте!
Быстро взглянув на Любу с Ларисой, я скомандовала:
          -Марш под кровать! Быстро!
Девчонки вихрем слетели на пол и затаились под кроватью. Пьяный Моряк дубасил рукой по прутьям решетки. И тут как будто кто-то включил свет у меня в голове.
          - Ружьё! У меня есть ружьё!
          Здесь в доме в специальном шкафу стояло два ружья. Их было вообще-то было три, но уезжая делать обход отец обязательно брал одно из них с собой. Еще не решив до конца что делать я подскочила к окну и задернула занавески. Моряк за окном взвыл:
          - Ну курвы, сейчас вы у меня попляшите!
Я молнией подлетела к шкафу с оружием. Там внизу на неприметной планке весел ключ. Быстро открыв дверцу, достала ИЖ-18 переломив ствол вставила патрон. Рычажком снизу поставила ружьё на боевой взвод. И вот что странно, но у меня напрочь пропал страх. Я совершенно перестала бояться. Ведь за моей спиной были две девчонки, а я, как старшая, должна была их защитить. Хотя разница в возрасте у меня с сестрёнкой была ровно полтора года, но сейчас это не имело никакого значения.
          Немного отогнув край занавески, выглянула в окно. Моряка не было видно, не видно было и Матушку. Зато с улицы опять раздался злобный стук в дверь веранды.
          — Вот ведь гад какой, с веранды хочет войти. Крючок там, конечно, не маленький, но если расшатать дверь, то он запросто слетит со скобы. Сейчас собьёт, а потом уже и к нам...
 Неслышно ступая, я подошла к двери ведущей в коридорчик и сняла крючок. Стала потихоньку открывать дверь. Та подалась стала открываться и вдруг неожиданно заскрипела.
          - Чтоб тебя пополам разорвало, - сквозь зубы прошептала я.
          Услышали или нет? Нет не слышат уж больно громко в дверь ломятся. Выйдя на крыльцо, спустилась на земляной пол веранды и медленно подошла к двери. Моряк бился в дверь и страшно матерился. Но нас детей росших в среде таких «моряков» матерками запугать было сложно, да что там, практически невозможно! На какой-то миг я даже улыбнулась:
          -Во придурок!
Но тут же взяла себя в руки не до смеха мне было.
          - Моряк, а Моряк айда отсюда, - гундосил Матушка, - Григоричь приедет прибьёт ведь...
          - Да пошел твой Григоричь на., - и Моряк грязно выругался, - пусть водки даст эта, которая старшАя, тады уйдём!
          - Ага сейчас разбежалась, - уже злорадно подумала я и вдруг безотчетный страх сковал моё тело, - а вдруг подожгут?! На улице жара, всё сухое, только спичку поднеси... На окне решётка, погорим мы с девчонками!
          И вдруг мне стало так больно, будто в голове что-то взорвалось.
         - Ах ты сволочь пьяная!..
         - Моряк, - позвала я мужика, - слышь Моряк?!
За дверью стало тихо.
          - Чо, спужалась пацанка, - возрадовался Моряк, - водку говорю неси!
          - Моряк, - уже громче позвала я его.
В небольшое отверстие между плахами появился глаз Моряка.
          - Чо тебе?
          - А ведь я тебя сейчас пристрелю. Слышишь гад?
          - Чего, - загрохотал за стеной мужик и дробно загоготал, - чего ты там пропищала?
И его глаз опять появился в щели между досок. Подняв ствол ружья, я ткнула им в этот ненавистный мне глаз. Моряк взревел:
          - Вот сучка маленькая, еще бы чуток и глаз мне выбила, тварь!
          - Сейчас я тебе вместе с глазом пол черепушки снесу.
          - Чего, чего?! Чо ты там малявка гавкаешь?
          - Это ты гавкаешь, а я говорю. Или ты сейчас уйдёшь, или я тебя пристрелю!
          У меня же было такое состояние как будто я вижу себя со стороны. А видела я девочку девяти лет с ружьём в руках и понимала, что эта девочка сейчас действительно выстрелит. И что её уже ничто, и никто не остановит. Потому что она не одна, потому что за её спиной уже во весь голос плачут Любаша и Лариса.
          - Уходи Моряк, иначе стреляю!
Я сама не узнавала свой голос, который вдруг стал каким-то взрослым и звенящим. Этот голос никак не мог принадлежать той маленькой девочке, которой я была на самом деле. Вдруг стало тихо, совсем тихо... И я услышала, как Матушка громко шепчет Моряку:
          - Пошли Моряк! Пошли тебя говорят! Она ведь и в правду шмальнёт, я знаю, её Григоричь давно этому научил. Пошли говорю!
          Ноги и руки у меня занемели. Язык стал большим и шершавым, и казалось, что ему мало места во рту. Время остановилось...
          ...потом я услышала уже удалённый говор Моряка с Матушкой. Они уходили под гору в свой барак-общежитие. И опять наступила мёртвая тишина. Ноги мои мелко-мелко затряслись и я устало опустилась на стоящую рядом чурку, и взвела предохранитель. Мой взгляд упал на солнечный луч радостно бивший сквозь щелку в потолке веранды, в этом луче весело кружились невесомые пылинки. И вдруг, разом, ко мне в уши полились различные звуки. Тренькали и свистели какие-то маленькие птички. По стволу сосны стучал клювом дятел. Даже стрекотание кузнечиков за дверью на поляне, я слышала очень отчетливо.
          А вот что было дальше помню очень смутно...
          Пришли родители Лариски и забрали её к себе. Потом пришла мама. Она пыталась мне что-то сказать, но что именно я не могла понять. Чуть позже появился отец, он уже всё знал. Подойдя ко мне, легонько погладил по голове и забрал ружьё. Оказывается, что ружьё я никому не отдавала, а крепко сжимала приклад в своих руках.
          На следующее утро папа по рации вызвал трактор и машину. Родители дали телеграмму бабушке и дедушке. Уже вскоре мы с сестрёнкой ехали в такой любимый и, в такой родной мне Ояш. Где жили самые хорошие на всём белом свете мои дедушка и бабушка.
          Ещё тогда на участке я узнала, что отец до полусмерти избил Моряка, может забил бы совсем если бы не отобрали мужики. Досталось и Матушке.
          Но странная штука жизнь...
          Пройдёт несколько лет и в больнице посёлка Таёжный скончается мой отец. Мы с матерью будем забирать его из морга и нам отдадут его вещи. Тяжелые унты отца будет нести к нам домой именно Моряк, при этом горько оплакивая Григорича и себя, а также свою непутевую жизнь. Я не знаю как после смерти моего папы сложилась жизнь дяди Лёши-Моряка. Скорее всего сгинул где-то в лесах Богучанского района. Либо был убит в пьяной драке, а может «сгорел» от водки. Мне это не известно.
          Вот такая приключилась со мной история, а было мне тогда, как я и говорила, всего девять лет. Вы не думайте, что случившееся со мной — это исключительный случай. Там случалось и не такое. Просто многое забылось и стерлось из памяти. Ведь люди сами стараются изгнать из своих воспоминаний негативные события. Жизнь штука сложная и где, и когда она «выстрелит» предугадать нельзя.
               
               
                О. Фролова,
               
                г. Тайшет, август 2020 год