Открытый шкаф с вещами на износ,
не по размеру серыми, сухими;
кривого подоконника откос,
пылящийся принять любое имя;
усталый быт (где место – никому),
оправданный лишь стенами и крышей.
Не страшно в обесточенном дому
назвать предметы. Страшно их услышать –
часы, комод, шатающийся стул, –
закройте рты, здесь воздуха немного,
весь этот невозможный, мерный гул
заглушит даже истинного Бога.
Дни тянутся, не образуя связь,
которая в шкафу оборвалась.
Вот вещь. Вот док. Вот истинный размер.
Вот ничего и это тоже данность.
Вся жизнь собой являет экстерьер,
с которым я так долго обнималась.
Спит моль, паук, сверчок. Всё спит и спит.
Спасаешь ветошь – вечность по наклону.
И ничего внутри не убедит,
что всё могло быть как-то по-другому.