Пустым селеньем за рекою,
Раздвинув заросли клюкой,
Я вышел к вечному покою,
Чтоб обрести в душе покой.
Я брёл средь вечного покоя,
Среди заброшенных могил,
Но всё в душе своей покоя
В покое том не находил.
Тогда присел я на могилу,
Устав беспомощно брести,
Чтобы от мёртвой жизни силу
Себе живому обрести.
В могиле муж с женой лежали,
Скончавшись в давние лета.
И, как священные скрижали,
Стояла гробная плита.
Плита стояла гробовая,
Уже заросшая травой,
Чтоб жили мы, не забывая
Об этой сени гробовой.
Своею крепкою клюкою
Я снял с плиты столетний мох
И тихо замер над строкою,
Прочтя её, насколько мог,
Где муж с женой… Они скончались
В единый год и день, и час.
А за рекой машины мчались
И исчезали, дале мчась.
Они скончались оба в Бозе.
Был вечер августовский чист,
И на кладбищенской берёзе
Уж золотился первый лист.
И гасла полоса заката.
И старый догнивал паром.
И я подумал, что когда-то
И я умру. Мы все умрём.
Мы все умрём, но всё же… Всё же
По жизни временной влачась,
Уж коль Ты есть, то дай мне, Боже,
С кем умереть в единый час!
Смотрели выцветшие лица
С креста, и взгляд их был такой,
Как будто умолял молиться
Меня за ихний упокой.
И это было мне ответом
На этом свете и на том,
Что лишь в моленьи - только в этом -
Покой в душе мы обретём.
Потом опять пустым селеньем,
Раздвинув заросли клюкой,
Я с покаянным шёл моленьем
За всех, кто жил, кто тронут тленьем
И обретал в душе покой.
Август 2020