1.
Век серебра был тяжким, как вина,
Упавшая нежданно всем на плечи.
Хоть говорят, что время раны лечит,
Но до сих пор земля моя больна.
Всегда над нами властны времена,
И невозможно смертным им перечить,
И потому нередко ставят свечи,
Тем юношам, чья жизнь так зелена.
Но кто мог знать минуту роковую,
Когда над ним погаснет солнца свет,
И нить судьбы порвётся, словно леска?..
Ещё в салонах наш бомонд кайфует,
Пусть и не так красив его портрет.
Но много здесь изысканного блеска,
2.
Но много здесь изысканного блеска,
И вечных споров о судьбе страны.
И монологи страстности полны,
И доводы решительны и вески.
Немало даже мастеров гротеска,
Им здесь, как говорится, нет цены,
В речах своих и дерзки, и вольны,
И ждущие аплодисментов всплеска.
Витийствовала часто молодёжь,
Свой символизм, как козырную карту,
Кидая обществу как бы в отместку
И вызывая ярость у святош,
Что добавляло спорщикам азарта.
О, как звенел поэтов голос веский!
3.
О, как звенел поэтов голос веский.
Низвергнуты герои прошлых дней.
И сотни новоявленных идей
Переплетались, словно арабески.
Сливались и духовно, и телесно,
Себе чтоб новых выбрать королей*
Из самых сладкозвучных бунтарей.
А манифест** был в качестве довеска.
Какой союз талантов и течений!
Где акмеист смешался с футуристом,
Как в купаже душистого вина.
И пусть средь них немало было трений,
В цевнице чуть не каждый стал солистом.
А ныне где такие имена?
4.
А ныне где такие имена?
Хоть пишущих, пожалуй, и с избытком,
И многие средь них смелы и прытки,
Да творчеству, по правде, грош цена.
Но, может это, и не их вина,
Не все готовы жить блаженной пыткой,
Чтоб в долгих и мучительных попытках
Найти слова, что пенистей вина,
Нектара слаще, и алмазов твёрже,
Чтоб ветра свист, и чтоб, как кровь, закаты,
И океанская была чтоб глубина…
А тем судьба готовила, похоже,
Тяжёлый крест, где под боёв раскаты
Катилась в пропасть целая страна.
5.
Катилась в пропасть целая страна.
Ломались судьбы, легче, чем былинки.
Не успевали всем справлять поминки,
Казалась, что земля обречена.
Так океана грозная волна
Несёт корабль в пучину, как песчинку.
В тот миг и небо кажется с овчинку, –
И потом покрывается спина.
А революция – куда страшнее бури,
Обрушившись внезапно, словно град,
Трагедией предстала, не бурлеском***.
И подчинившись страшной диктатуре,
Неотвратимый чувствуя распад,
Империя свой путь меняла резко.
6.
Империя свой путь меняла резко.
Её разъединяли на куски.
То красный был террор, то беляки,
Насилье главной делали повесткой.
И не было в стране такого места,
Где б не творили беды бандюки.
И цвет порой менялся у реки
От тел, что плыли в ней, прижавшись тесно…
И царствовал уже повсюду голод,
Разруха та же, нищета и тлен.
Горели сёла, рощи, перелески…
Воюют все уже – кто стар, кто молод
И раненых не забирают в плен…
И сыплются со стен соборов фрески.
7.
И сыплются со стен соборов фрески.
Кресты сбивают с куполов церквей…
И глох солдат от грома батарей,
Гранаты взрыва, пулемётов треска.
Месили сапогами грязь, как тесто.
Окопы, вши, болезни – сотни дней:
Такое пережить, поди, сумей,
И разума лишишься, если честно.
Но есть приказ – и выполнить изволь,
И исполнял свой долг, напрягшись, воин,
Надеясь на клинок и скакуна.
Другой, увы, и не могла быть роль:
И кто бывает весел и спокоен,
Когда грохочет маршами война?
8.
Когда грохочет маршами война,
То замолкают музы, как и должно,
И на душе и страшно, и тревожно.
И, кажется, достигли в бедах дна.
Хоть на груди сияют ордена,
Да вот на фронте от сумятиц тошно,
И писем нет из дома, как нарочно,
И с кем теперь там дети и жена?..
Вот и в тылу драм тоже выше крыши.
Ни дров, ни хлеба, ни покоя нет.
И нет надежд, что дело к перемене.
Не до искусства – где теперь Парижи?
И от нахлынувших жестоких бед
Ложились на поэтов скорби тени.
9.
Ложились на поэтов скорби тени, –
Им боль народа тяжела вдвойне.
Пусть кто-то топит горести в вине,
А кифаред**** готов встать на колени
Пред Господом, ища благословений,
На вечную любовь. Чтоб в каждом дне,
Он оставался с веком наравне,
Пройдя сквозь тысячи преград и терний.
И сколько же сгорело, молодых,
Едва успев порадовать талантом!
Но были слишком ко'ротки их сроки –
Судьба с размаху жахала под дых,
Нередко превращая в эмигрантов.
И предвещали гибель им пророки.
10.
И предвещали гибель им пророки.
Начальство же стирало в порошок,
Для многих уготовив тяжкий рок,
Где мёрзлые бараки и остроги.
Пускались в ход наветы и подлоги,
И близкий друг порой подставить мог.
И ссылка – окончательный итог
За неугодные для власть имущих строки.
Ещё недавно был для них простор,
Свободы – море, пей её хоть залпом,
В гостиной каждой свой вещал кумир.
Но прозвучал эпохе приговор,
Достойных не оставив вариантов,
И завершился декаданса пир.
11.
И завершился декаданса пир.
И потекли любимцы за границу,
Беря с собою горсть родной землицы,
Для русских душ – важнейший сувенир.
Не все нашли приют в тени Пальмир.
Удачливыми были единицы,
И плакали по ним тайком девицы,
В цевнице потеряв ориентир.
Остались те, кто предан был России,
Кто без неё и дня пробыть не мог,
И в ком любовь гнездилась в каждом гене.
И хоть гуляла по стране стихия,
Ещё из сердца не был изгнан Бог.
Ещё читал свои стихи Есенин…
12.
Ещё читал свои стихи Есенин.
Здесь и Ахматова, и Блок, и Пастернак,
А Маяковский, – признанный вожак,
Царил на поэтической арене.
На ликах из сильней сгущались тени,
И это был для всех опасный знак,
Рождая в душах недоверье, страх,
И приводя всё к тяжкой перемене.
Расстрелян обвинённый Гумилёв.
И Мандельштам судим был гегемоном.
А средь поэтов распускались склоки.
Уже не слышен звон колоколов.
Не конституция была законом,
А новый вождь, кровавый и жестокий.
13.
А новый вождь, кровавый и жестокий,
Сидел в Кремле и был царя важней.
Уже маячили проекты лагерей,
И арестантов ширились потоки.
Интеллигенты были в полном шоке.
На слуг народа тёк рекой елей,
И каждый был из них «живых живей»,
Чем добавлял всем гражданам мороки.
Сгущался над Европою туман.
Срывалось человечество с катушек.
Почти у всех в почёте был мундир.
Стал нормой в дипломатии обман.
А всякий, кто имел немало пушек,
Спешил перелицовывать наш мир…
14.
Спешил перелицовывать наш мир
Любой их новоявленных «героев»,
И разрушались страны, словно Троя,
А поселенья превращались в тир.
О, как жесток вселенский был турнир,
Где никаких не соблюдалось правил.
Как будто сатана всем этим правил,
Свет белый обращая в антимир…
Попробуйте себе вопрос задать:
Была ль когда счастливою эпоха,
Чтоб в мире воцарилась тишина?
Вот и столетие всего назад
Я вам отвечу, вымолвив со вздохом -
Век серебра был тяжким, как вина…
15. Магистрал
Век серебра был тяжким, как вина,
Но много здесь изысканного блеска,
О, как звенел поэтов голос веский! –
А ныне где такие имена?
Катилась в пропасть целая страна,
Империя свой путь меняла резко,
И сыплются со стен соборов фрески,
Когда грохочет маршами война.
Ложились на поэтов скорби тени.
И предвещали гибель им пророки.
Готовил декаданс последний пир.
Ещё читал свои стихи Есенин…
А новый вождь, кровавый и жестокий
Спешил перелицовывать наш мир…
20.08 – 26.08.2020г.
*здесь – поэт Игорь Северянин
**здесь – манифест футуристов "Пощечина общественному вкусу" (1912)
***здесь – жанр пародийной поэзии
*** здесь – поэт, стихотворец