Начало здесь:
http://stihi.ru/2017/01/04/2947
***
Тянемся к свету, равняемся на восток, хрупкое лето, лети, лети, лепесток, сны без ответа, оранжевая луна. Эта планета в подсолнухи влюблена.
Круглые тени, как циркулем провели, шёпот растений о тайне сырой земли, тёплые камни, согреты колосья ржи... Солнце, куда мне, куда тебя приложить, чтоб не болела внутри меня темнота? Пусть будет белым не тот, не туда, не та.
Если мы знаки, то я нарисую «+», пусть на бумаге, но всё-таки я свечусь, — солнечное сплетение между строк. Не приземляйся, лети, лети, лепесток...
Так и уходим. Неслышно. По одному.
Светлой мелодией перекрывая тьму.
*
Рюкзак за плечи, ветрам навстречу, и станет легче когда-нибудь. Не время лечит, — хватай беспечность и отправляйся в далёкий путь.
В любимых кедах иди по снегу, танцуй на солнечной стороне, в горах — в озёра ныряй с разбега, перерождайся на глубине.
Оставь вопросы, забудь советы, учи природные языки. Страна, в которой всё время лето, лежит на карте твоей руки.
Лови попутные электрички, меняй привычки и словари. Гори идеей, вчерашним солнцем и всем невысказанным — гори.
Трава Ямала и Нарьян-Мара, Ханты-Мансийские рубежи, — под одеялом земного шара ты ощущаешь земную жизнь.
О чём тебе говорит дорога, куда ведёт тебя пеший бог? Для счастья нужно совсем не много, — рюкзак и облачный потолок.
*
Когда нас накроет июньской волной и компас укажет на лето, садись на моторку и синей стрелой лети, обогнав скорость света. Храни мои мысли, рисуй мои сны в тетрадке с пустыми полями. Мы юные Боги, и нам не страшны две тысячи лет за плечами.
Потёртые джинсы, забытый куплет и вверх устремлённые плечи. Нам небо откроет круженье планет.
Мы были.
Мы будем.
Мы вечны.
Лови мои ритмы и бешеный пульс, включи позывные сирены. Я лондонским ливнем без спроса прольюсь на пыльные, серые стены. Не думай о крае, но верь в горизонт, который нас видит снаружи. У лета нет правил, запретов и зон, здесь каждый влюблён и разбужен.
Латунное Солнце взойдёт на карниз и бросится встречным под ноги.
Кто верит в июнь, тот прекрасен и чист.
Мы боги…
Мы юные боги.
***
Курухуру
http://stihi.ru/avtor/kuruhuru
и я пройду без лишнего хорала
отсчитывая вены на руке
и пацаны из среднего урала
быть может мне помашут вдалеке
и сделав неуклюже йока-гери
споткнувшись под луною исполать
меня припомнят может быть в сибири
а может быть в каком-нибудь тагиле
а может не припомнят вашу мать
бегут над нами звезды центробежно
и даже удилами закусив
мы встанем в стойло парни неизбежно
хотя бы
под затейливый мотив
***
Инна Домрачева
Если тьма сгустилась рядом,
То поди останови,
Я боюсь того, что ядом
Растекается в крови.
В слове сумрачном, особом
Узнавая ворожбу,
Это я стою над гробом,
Это я лежу в гробу.
Это я топорщу злее
Крылья, жвалы и хвосты,
Это я не одолею
Нарисованной черты.
Это я погиб навеки,
И Псалтирь не сдюжит, нет,
Если мне поднимут веки
Прежде чем вернётся свет.
Не уйти от Вия ока
За меловую межу...
Я прошу не так уж много,
Я немногого прошу.
Не очелье из колючек,
Не заслуженный покой —
Мне бы только света лучик,
Незначительный такой.
*
Говорю — любите меня такой,
Я могу улучшиться, но на кой?
Если ты пятнадцать минут не прав —
Мне уже за глаза хватило.
Это я, на меня не поставить патч,
А кому не нравится — сядь и плачь,
Потому что где у приматов нрав —
У меня три кило тротила.
*
Приходится стоять, и кто б меня избавил?
Свернулась кровь, но боль на выдумки хитра.
По правилам игра, но драка паче правил,
И это хорошо для данного двора.
У квантовой струны мелодия забойней,
Но здесь не до неё, послушаем потом.
Выталкивать: «Слабак. Мне всё равно не больно».
Дышать открытым ртом. Дышать открытым ртом.
Удерживать скулёж и тремор плеч стрекозий
В сведённом кулаке, в квадратном феврале,
И ждать жестоких слов, как драки на морозе,
Прикладывая ложь к рассаженной скуле.
***
Вера Полозкова
хоть мы, как царства, снесены
с поверхности земли,
мы все еще умеем сны
и видим корабли
небесные матросы в нас,
запрятанные вглубь,
поют, не открывая глаз,
не размыкая губ
созвездия еще лежат,
как будто мы юны
зрачок божественный прижат
к отверстию луны
хоть мы распороты, как сеть,
мы из своей норы
способны вспоминать и петь
и сочинять миры
и как обходчики путей,
ходить через века.
и говорить через детей
на предках языка.
хоть памятники нас мертвят,
мы тут из-под руки
глядим, как в пальмовых ветвях
снуют бурундуки
и льются мёд и куркума
из солнечной трубы -
на наши стёртые дома,
невидимые лбы.
***
Наталья Возжаева
http://stihi.ru/avtor/ryzh1
Петля
Ставит ножку, сбивает сердечный ритм,
Держит так, что не дышится, хоть умри,
А когда ослабит слегка петлю,
Только, чтоб ты выдохнул хрипло: «Лю...»
Всё, теперь ты раб. На руках узлы,
На ногах тяжёлые кандалы,
Будешь делать то, что тебе велит.
Ей плевать на шёпот твоих молитв.
Только знай, отпустит — и ты мертвец,
Чуть ещё подышишь, но не жилец.
Пусть дробили валкие жернова,
Понял ты, где плод, ну а где ботва.
И пускай себе не принадлежал,
Но неволи этой безмерно жаль.
Лёгок, пуст до звона и невесом.
И пойдёшь по следу голодным псом.
Пропадёт, исчезнет – в стогу игла.
Дробно топай, в бубен лупи, камлай,
Жги костры, рисуй на воде круги,
Стой на месте, в припадке дурном беги,
Чёртом-бесом вой, ведьмаком зови...
Слуха нет у этой слепой любви.
***
Стеклянный Дым
http://stihi.ru/avtor/hloia99
короткая лавстори
она заходит со спины и ждёт
когда ты наконец её узнаешь
а ты на поле звёзды собираешь
и мастеришь бумажный самолёт
она безмолвно входит под ребро
смолою растекается по венам
но бесшабашным море по колено
когда звенит от смеха серебро
она всегда заходит со спины
и обжигает ветром преисподней
а ты как на крещении господнем
застыл под восковой свечой луны
а ты распахнут настежь и сквозит
из под ладони свет потусторонний
у светлячка короткая лав стори
но как горит
*
Я не знаю зачем ты ходишь за мною вслед.
Мы с тобой уже не знакомы сто тысяч лет.
Проходи, не листая мимо, стихи – не хлеб.
Не ищи свою половину – её здесь нет.
Не ищи себя между строчек моих стихов.
Кто сказал, что ночи короче от жарких слов?
Я бы сам тебя выдумал, если б не пустота…
будто сердце играя вынули просто так…
и теперь только тени… тени да талый свет.
Не считай пулевых ранений, не слушай бред.
Зашивай сквозное – трудно заштриховать…
Я хотел бы не текстом – небом – тебя обнять.
Я хотел бы собой остаться в созведье Цой,
но под маской давно не носят своё лицо.
Мой порядковый номер выцвел на рукаве.
Я не знаю зачем ты ищешь себя во мне.
Я не знаю и… лучше мне никогда не знать,
как из горла хлынуло море – не удержать…
и косил лунный серп на полях не туман-цветы…
и ходила за мною следом – не ты…
не ты.
*
Не приручай меня к себе - во мне не дремлет дикий зверь;
он с рук не ест, не пьёт, рычит... не приручай, пока молчит.
Внутри серебрянная взвесь затменья лунного и лес
так манит гулкой тишиной и песней волчьей стельный вой.
Кровосмешенье неизбежно - так пахнет ложью сучья нежность,
а по ту сторону ствола дымится алая трава
и шаг замедленный всё тише, ровнее, вкрадчивее, ближе...
Не приручай. Я буду ждать, когда вернёшься, чтоб опять
погладить против шерсти зверя, который никому не верит,
не может рядом находиться - высоковольтное искрится
и бьёт с шипеньем по рукам,
по сердцу...
Чувствуешь, как больно?
Вот так мне достаётся
воля.
*
кожа нежнее шелка, стан - молоко и мёд,
взгляд исподлобья волком, не подходи - убьёт.
не подходи, замкнёшься, переиначит пульс.
веришь-не веришь, бьёшься рыбой среди медуз.
зеркало не подставить, не обнажить меча.
кто из Горгон оставит право рубить с плеча?
что между нами, небо? я ли тебя искал
в зыбком сфумато пепла с той стороны зеркал?
я ль вспоминаю всуе слов твоих яд и мёд,
видишь, огонь танцует не над тобой, а - под?
видишь, горит покорно.
хочешь его? - бери.
брошенный Аполлоном, лунный аквамарин.
что мне до глупой Геи? не от неё я пьян.
пусть не меня согреет святостью Себастьян,
пусть не видал Флоренций и не стираю грим,
золото всех Венеций я не отдам за Рим.
что нам осталось?
небо.
между тобой и мной.
тень молодого Феба с выпущенной стрелой.
и не уйти от лета на берегу зимы.
дай надышаться небом,
не вынимай стрелы
***
Чудда
http://stihi.ru/avtor/chudda
Знаешь, что у тебя внутри? Шаманейский ритм,
термоядерный синтез, трепетный рубайят.
Я их слышу, а ты ни слова не говори,
покажи мне, о чём словами не говорят.
Я не буду тебя до дна, мне и так видна
многоликая бездна, чёртова глубина,
её тёмная радуга, дьявольская спираль.
Искушайся и падай, падай и умирай.
Сладко пахнущий дымный бонг, наркоманский бог,
жаркий красный цветок, раскрывшийся подо лбом,
шелестящий клубок двух тысяч смертельных змей...
И не смей прекращать, меня возвращать не смей.
Так прощенье дают врагам, так дрожит варган,
в океанской утробе рождается ураган
и сливается всё в один шаманейский ритм.
Это ты у меня
и я у тебя внутри.
***
Марк Вербер
http://stihi.ru/avtor/mrverb
Большие
Мы такие большие выросли, что едва
умещаемся в человеческие слова -
только в паузы между. Щедрая мама-тьма
пузырится внутри, вибрирует и питает.
Только в паузах между слышен утробный гул
напряжения тел. Оскал до сведённых скул -
провокация, неподвластная языку,
обретённая мощь, упругая и литая.
Провокация стать безумным в один момент.
Триединые твари могут двойной обмен -
шелестящая соль, тягучая карамель.
"Я могу" до утра равно "я имею право".
Не укусишь до крови - демон не будет сыт.
Обоюдоопасность усиливает в разы
непрерывная схватка, вязкая как тайцзы -
для больших интересна только игра на равных.
*
Queen of Kings
храни моё молчание пока
я пью слова иного языка
и тьму твоих озёрных сладких вод
я верую в тебя как в божество
я голову склоняю на алтарь
бледнеющего лунно живота
не видеть взгляда гибельную тонь
собрать губами твой голодный стон
ночная королева королей
втекай в меня и мутный яд пролей
слепым проникновением руки
не отпускай удваивай грехи
как только перестанет быть светло
и горький запах тонущих цветов
сломает кость людского языка
я буду здесь
я слышу твой приказ
*
На круги
до начала боя уже проигравших бой
уводить приходится под конвоем
не по доброй воле - откуда тут взяться воле
я опять приветствую эту боль
привыкаю к боли
где теперь моё сердце, гулкое и живое
не с тобой ли
если б я не знал ни одной из кривых дорог
от твоих ворот до твоих гаротт
крокодилы, капканы, ямы
я клянусь, меня бы разорвало
на куски разъяло
я хожу по краю, где лёд и яд обжигают кожу
бытия глубокая колея
лабиринт исхожен
поворот
я просто иду стоять
как всегда в начале
за твоими призрачными плечами
протянуть к тебе руку
обнять
вдохнуть
через непроглядную толщу и глубину
отчуждения и печали
*
Dаrk Dose
наркота моя
если это нас не прикончит
то не знаю, чем ещё убиваться
еженощный, зыбкий, дрянной притончик
для желающих упороться
по кривому шовчику подпороться
затейливо придушиться
размашисто поебаться
завязать узлами тебя, паршивца
как ты плавишься любоваться
обещающе кусая под подбородком
это дым-не-дым обдирает горло
сжимает горло
ещё немного
и вот
лови меня
наркомань моя
моё огневое порно
полюбовная дурная душеплавильня
ощути кручёную нитку пульса
прикуси и ласково прерывай её
пересохшим ртом в распахнутый рот целуйся
потому что вкусно
потом будем разговаривать
запредельная доза густого зелья
упади-дурмана
контрабандная куба и гватемала
тёмный ром на сердце и тлеют листья
эту дурь гудящие злые руки втирают в рёбра
если мало - есть ещё чем залиться
чтобы долго пёрло
ошпаренно обдавало
наркота моя
всё, что нами начинается как веселье
неизбежно во что-то большее
превратится
*
Тrust
в этой комнате вздох вскипает и взгляд темнеет
притяжение бездны льющейся за окном
мы взаимные жертвы
демоны
мы умеем
трогать так чтобы всё заныло
заволокло
распакован
окован
паникой атакован
охрипающий вой взорвавшихся киловатт
каково тебе понимать о себе такое
превосходную степень близости познавать
бесконечно кайфово
я не хочу покоя
я хочу тебя т р а х а т ь
т р а х а т ь и целовать
мы сплавляемся
каждый нежен
жесток
заботлив
образцово станцован чувствовать за двоих
ослеплённый любовью
болью
ведёт обоих
так погибельно никого ещё не вели
обоюдное обожание больше страха
полуночная доза
укол остротой вершин
потаённое сладко стонет
sativa пахнет
что-то дикое провоцирует совершить
одержимо дрожа
разжат
раскалён
распахнут
я держу тебя
падай
падай
дыши
дыши
*
Если ты остров - карты тебя не знают,
в этих широтах правит случайный пеленг.
Дик, неспокоен, розой ветров терзаем -
не о тебе ли сладко сирены пели?
О неприступных скалах и райских кущах,
сердце вулканном, вспыльчивом, плавком, пылком,
тайной манящем, сокровищами влекущем.
Если ты остров - я письмецо в бутылке.
Чья-то записка с мокрым подгнившим краем,
пойман в зыбучий берег, отброшен штормом,
хрупкий хранитель отчаянных каллиграфий.
Через стекло едва ли увидишь, что там -
гиблых пиратских кладов координаты
или забытый способ призыва джиннов.
Пуст или полон знаков - я одинаков,
но каждую ночь меняется содержимое.
***
Дарк Даниэль
http://stihi.ru/avtor/dean666
вход во тьму и у тебя есть блат (с)
– Кошмары. Они тебе снятся?
– Si. Мне делают больно.
– Мои кошмары другие.
– Por que?
– Я делаю больно (с)
голод
меня обгрызает голод
мусолит липко изводит голого
инстинктами вскрытого до костей
ломает конструкцию черепа челюстей
моторику пальцев форму кистей
в моей фонотеке раздрайв разгул
я слышу насыщенный низкий гул
звучание ауры тёмного контрабаса
тоску по мокрому красному мясу
бескормицу хищного темпа тембра
вибрации алчного горла пантеры
голодное сглатывание в ожидании
со слюнотечением мыслей о
преследовании
заклании
пожирании
господь
направляющий пастырь мой
вкуси плоть ягнёнка вместе со мной
и пусть его кровь опьяняет
виной
*
У Карабаса
Замри.
В арсенале у Карабаса –
огнеопасные боеприпасы,
приватная крепость с бойницами, рвами,
телами-мостами между мирами,
где водятся хищные тёмные твари:
палач в кипятке виноватых варит,
колдун распаляется, агрессирует,
вкушая опасную степень силы,
способную ангела изнасиловать…
Входи.
В интерьере у Карабаса –
изломанность линий в стиле Пикассо,
из тонкой эстонской кожи кресло,
с декором телесным и людоедским,
но только вдвоём в нём ужасно тесно.
Упасть неподвижно, уснуть мертвецки
привычней-удобней в ладонях дивана,
до полной отключки будучи пьяным –
пусть сон охраняет пара ликанов…
Смакуй.
В застолье у Карабаса –
нутрянка, кости, хрящи и мясо,
десертом – хрустящие милые мелочи,
конфеты из розовых гладеньких девочек,
которых облизывать вкусно сладко.
Любовь истекает светящейся патокой
из чрева и рта полуголой Мальвины,
что голодно липнет к рукам мужчины
податливым тестом и вязкой глиной…
Ложись.
В постели у Карабаса
гормоно-активная биомасса:
дыхание, стоны, ругательств осколки
и лютый любовник а-ля двустволка
/заряд его – белый бездымный порох/.
Он может быть сверху, сзади, верхом,
но с ним – не пресытиться, не напиться,
лишь к пропасти ближе сдвинешь границы,
разбудишь внутреннего убийцу
и скажешь:
«Замри».
*
Плавление тел
Ты знаешь градус плавящихся тел?
Игру с огнём мы выбираем сами
и вожделеем липкий жар касаний –
твой запах так маняще загустел.
Начнём со вздохов, романтичных нот,
обмениваться жидкостями сладко.
Горишь на языке... и лихорадка
перерастает в яростный цейтнот.
Ты чувствуешь, как тёмной силы ток
гудит внутри, кроваво тяжелея,
а я вдыхаю и зверино млею,
подогревая этот кипяток.
Качается расхлябанная явь,
движения грубят, срывая кожу,
а ты искришь, теряя осторожность,
и плавишься в ошпаренную навь.
*
Bad trip
чувства стеками секут человеческие стейки
похотливый трикстер сминает тесто тел
распинает в постели как на кресте
лепит сюрреалистическую скульптуру
пробует на вкус текстуру
маркирует стикерами
страсть
срам
страх
а я зависаю в таких местах
где каждый стрип превращается в трип
и мне кажется я залип
настойчивые ладони командуют раздевайся
я на адреналине на эндорфине
ещё и с девайсами
не сопротивляйся
позволь себе долго и качественно издеваться
болезненной лаской пропитываться-наедаться
чтобы забыть мне заветное спасительное стоп-слово
и густо течь расплавленным оловом
*
Roma Nuova
мы строим Новый Рим... (с)
постель имитирует нравы империи рима
послушно подхватишь
поймаешь качнёшься в ритме
почуешь
внутри крошатся чтоб рухнуть блоки
глаза призакрыты
античность
мы полубоги
ты храм
я в тебе совершаю своё закланье
короткий удар и тесное прикасание
под сердца ревущий гул и галопный грохот
все мышцы горят узлами а губы сохнут
гортанным рычанием
вязким трясинным стоном
сжигаю нутро безумным царём нероном
шалея от голой дрожи путей нейронных
интимность сильней
чем в паре мифичных братцев
которым пришлось волчицей взахлёб питаться
виват плотоядие
жарким телесным пиром
отпразднуем ночь
я буду проклятый ирод
голодный невольник
имеющий власть патриций
и жрец
заклинающий тьму своим танцем фрикций
всё будет скульптурно
с языческим злым изыском
так падай на меч мой кесарь
рассвет уж близко
*
Liberation
Чёрная роза ветров в розовой комнате (с)
в сумраке комнаты
я и ты
голые куклы кажутся алебастровыми
гетеро конкурируют с педерастами
пороки затеяли долгое попурри
грозящее наслаждением уморить
и я позволяю смотреть что живёт внутри
что во мне горит
прячется и сладостно так болит
широкие зрачки коптят абьюзными желаниями
теперь обожаемыми
приемлемыми обоюдно
и я подам себя на праздничном блюде
покорным и обездвиженным
подходи
придвигайся ближе
притяжение подчинением
выключение доминирования
не сдерживайся
бери меня
либидо разгоняет болид по спидвею
быстрее развязнее и сильнее
немилосердно распаляет и лихорадит
иглы пропитывают мозг ядом
из натасканных на тебя
эрогенных зон
звон
стон
восторг
в ремнях безопасности
ярче зажигается красный
*
Dark Miracle
чувствуешь жар наших двух гиен?.. (с)
кто ты ответь и каков твой тотемный чёрт
почему от тебя внутри загорается и течёт
почему печёт когда тебя нет
мои гончие голодны и берут след
нижним чутьём
в голове лишь инстинкты голые
все здравые мысли летят в костёр
говоришь со мной разнузданными касаниями
психотропными чудесами
так приторно сладко пахнет каннабис
пороки на бис
падай в себя
опрокидываемся вверх возносимся вниз
я принимаю любую твою игру
без тормозов без норм без рук
ты можешь
тебе позволено всё
и меня разрывает тащит несёт
***
Басти Родригез-Иньюригарро
http://stihi.ru/avtor/basti1
Символ веры
"Вымрут сами, но мы поможем: таких немного;
маргиналы сто лет ютятся по катакомбам,
двести, триста… Ничтожные, в общем, сроки
для истории, для империи. Вдоль дороги —
кипарисы, кресты и виллы приличных граждан.
Лет четыреста бродит ересь, и знает каждый:
эту горстку психов прокляли наши боги».
Я опять стою на Аппиевой дороге,
и кривая суть становится гласной, зримой:
я расшатывал лодку мира и стены Рима,
говорят, я стал холерой, дурным примером,
мой отнюдь не армейский голос и символ веры —
преступление против рода и государства,
(применяется постулат «Разделяй и властвуй»,
ведь приличному люду нужен набор мишеней,
чтобы смачно плеваться с общего поощрения),
только близок рубеж, вот-вот большинство заметит
признак святости в грязной, кровавой, позорной смерти.
Открываю глаза. Тушуюсь, тушу крещендо.
Изменяются флаги, капища и легенды,
а рубеж за петлями времени так и брезжит
впереди. Партитура хора осталась прежней:
«Мы — добро, кто не с нами — зло и обязан сдаться».
Древний метод — за счёт иных подтверждать свой статус —
проступает в смоле и перьях, в палёной плоти…
Боже, воля твоя, но как же меня колотит.
Открываю глаза. Понятно, привычка въелась:
убивать во имя traditional-в-рот-всех-values,
поучать из любви к процессу, чертить на коже
непохожих чумные метки. Спасибо, Боже,
за лицо андрогина, за тело «обнять и плакать»
и за стигму — «искал амантов по флёру, знаку,
но никак не по форме видимых гениталий».
Я не в центре арены, пока не меня достали,
но эмпатия — тоже пытка. /А в эпилоге
я опять стою на Аппиевой дороге/.
«Вымрут сами, но мы поможем: таких немного,
отщепенцы уже не скроются в катакомбах,
мы — добро, кто не с нами — зло и обязан сдаться,
ведь за нами — и символ веры, и государство».
Мы в петле, а мили дороги — мнимы,
очевидцам без пояснений не видно нимба,
и не может быть смысла у грязной, глумливой смерти.
Милосердия, Господи, милосердия.
***
Лайт Шейд
http://stihi.ru/avtor/379as
Грудь
одна – обнажённая маха,
что ни день у неё,
завершается трахом,
другая больна очень сильно.
онко.
исхудала до веса ребёнка.
смотрит провалившимися глазами,
пульс нитевидный, едва осязаем.
полтора года тянется онкология,
терапия,
рвота,
какая тут к чёрту логика,
когда не хватает одной груди,
куда, куда ей такой ходить.
а он убегает из дома,
пытаясь забыться,
бары, танцполы, презервативы, шприцы,
женщины с грудью обольстительных донн,
запах секса,
сладкого пота,
сезонный гон.
ничего поделать с собой не может,
хочет брюнетку с шёлковой кожей.
не эту, которой клялся "и в горе, и в радости",
а ту, обнажённую,
она поднимает градусы.
всё восстаёт в нём против дыхания Ахерона, Коцита.
навигация в царство мёртвых за счёт лейкоцитов.
он гонит по улицам на Ямахе,
чтобы поплакаться на груди у махи.
через что за это время прошёл,
а другая крутит во рту обол,
привыкая к потустороннему миру,
вдыхает аравийскую мирру.
и пока он от гона бесится,
вырастает до неба лестница.
пора и честь знать,
в путь ей,
боль обнуляется, дышится полной грудью.
***
Алиса Денисова
Все говорят:
— Держи себя в руках.
Я не могу.
Я знаю — я река.
Я напою собой масштаб Земли,
Но плачу
И случается разлив.
И молят все:
— Держи себя в руках!
А я взрываюсь, чувствуя века
И помещая космос в каждый миг.
И с этим взрывом умирает мир.
И я уже:
— Держи себя в руках!
И я держу,
Но всё-таки никак.
Мутнеет, рассыпается лицо —
Так происходит смена полюсов.
Я через сон смотрю, издалека,
Как девочка рождается в руках.
***
Алёна Рычкова-Закаблуковская
http://stihi.ru/avtor/alrychkova
а жизнь своё как водится возьмёт
я снова прорастаю в твой живот
и снова там окукливаю место
я не ребёнок я подземный крот
гляди он пальчик чмокая сосёт
и кажется надеется воскреснуть.
во чреве тёмном свернута в дугу
спелёнута подрагивая тельцем
я ни сказать ни крикнуть не могу
и потому тебя не берегу
и разрываю плоть твою младенцем
и ты держись пожалуйста держись
за шёпот нитевидного сознанья
пока восходит маленькая жизнь
пока она находит оправдание
***
Полина Орынянская
http://stihi.ru/avtor/ollopa
Я отзываюсь на тебя,
как штора на касанье ветра.
Я раздеваюсь, торопясь,
и солнца золотая цедра
горчит, разбрызгивая сок
на пол, на простыни, на кожу.
Ты снова будешь одинок.
Я тоже.
Но лето спаривает птиц,
пчелу с цветком и зной с прохладой.
Как скомкан сарафана ситец
уже от взгляда.
Гортанно, жадно, горячо
стонала горлица иль пела.
И так бело на загорелом
под узкой лямочкой плечо...
***
Александра Кессо
Огонёк папиросы - смешная лошажая смерть. Если выпало жить, так валяй и живи полновесно. Карандашный набросок - Атлант, попирающий твердь, уронил на ристалище свод обгоревший небесный, красной ватой заляпав дорический мрамор колонн. На наречии мёртвом, как мёртвые древние греки, разругаться с пространством, которое сумма сторон обжитого квадрата прокуренной кухни. Навеки примириться с собой. Как ты, скудная жизнь, хороша! Хоть ищи с фонарём человека блажным Диогеном, хоть лети Люцифером с небесным огнём с этажа, хоть разбитым стеклом да с размаху по венам. По венам протекает вино молодое. Возьми уже в толк - даже волк-одиночка на деле мучительно стаен. Можно выть на Луну, как тот самый бессовестный волк, из согбенных теней и линяющих шкур прорастая. Можно крылья взрастить, коль землистое бьёт по рукам, и среди фонарей да аптек обретаться не место. Всё смывает под ноль озверевшая Лета-река, оттого что в гранитной одежде ей попросту тесно. Это питерский блеск, что всегда нищетой оттенён. О, классический стиль, как твои устремленья высоки! В коммунальной грязи возрождаться к закату времен бесполезно уже. Застревает Луна в водостоке, изливается в лужи серебряным соком, лакай, старый пёс, и беги по разбитым огням, словно молод. Если небо давно ограничено дном потолка, выходи на проспект - подышать - на целительный холод.
***
Мария Петелина
http://stihi.ru/avtor/mari_mishon
Чтец
Как он ходит поставьте его на репит
запрокинувший стены идет по лучу
кто ещё не убит? я ещё не убит
я живу я ищу я ещё... я звучу!
лиля лиля послушай я раненый вол
я от стенки к стене от одной до другой
у меня ни с одной ничего - ни-че-во! -
чтобы я захотел этой пули покой
и вот так раздвигая сведенным плечом
разномастных вселенных сегодня вчера
он идет каждый звук добела запечен
каждый жил но не каждый вот так умирал
лиля лиля послушай..! и рокот и хрип
и дождем о тебе грохотал бормотал
а потомки читая разделят на три
испугавшись потока закроют портал
но один - о, поставьте его на репит! -
как он ходит - громадиной муки роя!
словно сердце бездонно и вечность не спит
словно ты
словно мы
словно он
словно я.
***
Инна Ф.
http://stihi.ru/avtor/inka
Трещины
Где единица, там – нули,
Сегодня счёт дойдёт до ста.
Гляжу сквозь трещины земли:
Душа туманна и пуста.
Над горизонтом реет тьма,
Ходов кротовых не прорыть…
И, чтобы не сойти с ума,
Пытаюсь ум остановить.
А мне кричат, что никогда
Не выйти из себя – вовне,
Что на запястье – провода,
И пересчитан каждый нерв,
Что тело взято на прицел –
Не размотать чужих дорог…
Но в разуме змеится щель,
В неё просвечивает Бог,
И можно выгадать момент
(В чумное время/на пиру)
Когда ни санитар, ни мент
Не пресечёт твою игру.
…Где единица – там нули,
Нам не хватает пустоты.
Вся правда – в трещинах земли,
Из них рождаются цветы.
***
Серафима Ананасова
http://stihi.ru/avtor/ananasovas
были друзьями, любовниками, врагами
и застывшей смолой, и фигурками оригами
очень много пили, от этого много лгали
не досчитывались годов и ментальных гаек
унывали, злились и даже вязали петли
открывали окна в мороз
ведь жили в гнетущем пекле
размыкали прутья, за ними были бетонные плиты, за ними — ямы
запускали ракеты, записки в бутылочках и трояны
мы уничтожали друг друга с пугающим постоянством
изводили молчанием, чушью, виной и пьянством
чтобы всё потеряв, оставшись у сломанного корытца
осознать,
что никуда от этого не укрыться
/что ты врос в меня как bляdская опухоль
это кома,
это не обморок
капилляры налились кровью и следом лопнули
ну пожалуйста
не ходи за мной/
нет, пойду — говоришь — поднимаешься еле-еле
если что,
то мы этого не хотели
кто утопленник, кто на шее его булыжник
как мне жить
если я тебя
не увижу.
*
Кривизна и камень
в местном баре дали кличку Сизиф,
а до этого звали «Бабой из Зазеркалья»;
всё, что я не смогла пережить — то на дне бокала,
хорошо подлаталась, нигде больше не сквозит
и, ты понимаешь, тут важно не ныть напрасно,
важно, если тронут — ужалить, как сто медуз;
только овцам и слабакам будет нужен пастырь —
я сама себя куда-нибудь отведу
...только зеркала всё равно кривые, хоть как глядись в них,
столько лет писала — к чему этот глупый дискурс?
сколько ни меняла наряды, причёску, ракурс,
мир по-прежнему был изломанным сикось-накось
и упорный труд приводил меня в ту же точку,
я пила и плакала, снова валун катила;
засыпало всё снегом и вновь распускались почки,
поп обмахивал новую паству своим кадилом
ничего не менялось, со мной был мой бlяdский камень
ненавистный, и я — сплошняком из неровных линий;
и, ты знаешь, в один момент мы срослись боками —
пусть теперь попробует кто-то его отнимет
...я, считай, в этом баре звезда и гордость,
любят здесь меня и накормят, если проголодалась
уважают за стойкость вот эту,
огнеупорность,
потому что кривизна моя, как и камень мой —
это
данность.
*
дороги в тумане, ни зги не вижу
нога увязает в тягучей жиже,
башка наполняется всякой чушью
и чушь в ней кипит, как в чугунном чане
зато теперь я умею слушать
вещи,
что раньше со мной молчали
они говорят, что я здесь не воин
я просто живая, а это много
и растекается над Невою
дурацкое прошлое без итогов
и всё мол — и всё мол;
певец обочин
в высокой траве на краю тропы
не будь ни тоскующим, ни весёлым
и, главное, время не торопи
господни пути неисповедимы
а я подсмотрела его чертёж;
с тех пор, куда бы я ни ходила
я знаю, что ты там меня не ждёшь
и вещи,
что были размытым бликом
теперь проявились гораздо чётче
не силься рассказывать о великом,
рассказывай лучше о чём захочешь
я просто сижу на краю дороги,
и дьявол, улыбчивый, краснорогий,
поёт про любовь мне до самой ночи
а я засыпаю на лопухах
нужны ли мне тропы? я дочь обочин
и я расскажу о тебе
в стихах.
***
Мария Бровкина-Косякова
http://stihi.ru/avtor/bdsm007
ludens
– Ну, что же, сыграем: хоть – с призраками – в маджонг...
хоть в покер подпольный, хоть в светский бессонный преф...
Но только не надо fandango с моим ножом –
до первого «да» – после чёток жемчужных «нет».
Дуэльное правило выбора... Сёги? Го?
А, хочешь, всю ночь будем резаться в «дурака»?
Но только не надо – про вороново перо
на матовой коже... в кровящем огне соска –
дурманящий холод цыганской стальной иглы.
Не стОит – про шрамы, которые не болят,
но... ноют от нежности.
Это закон игры:
в одном из бокалов, конечно же, будет яд...
а, может, – в обоих.
Сыграем.
На брудершафт...
В четыре руки...
С губ – губами...
Глаза-в-глаза...
Пусть мнётся нещадно атласный лиловый шарф –
петлёй на запястьях: на правом – тату «Нельзя»,
на левом – «Хочу» – маскирует неровность швов
/единственный раз, когда ранил тебя не я.../
Сыграем va banque – до молитвенного:
– Ещё...
до коды бессилья, когда не нужны слова...
до связи-проклятья...
ожогов от молока...
Ведь – кроме л… игры – ничего между нами нет.
Распять бы тебя и...
копьё не вонзать – пока
из тьмы первозданной
не брызнет чистейший свет.
*
Не креплёным вином поминать тебя, не виной,
мой нежнейший из братьев /хранитель моей души/ –
серебрёной водой – заполуночной... ледяной...
да карманным ножом – тем, которым карандаши
я точу до сих пор.
Поминать тебя – тишиной
/потому что слова – горлом кровь...
как всегда – взахлёб.../
Мы учились – вдвоём – оставаться самим собой –
вопреки... не смотря...
И за то, что один я – смог...
ты /со свойственной лёгкостью/ точно меня простишь.
Голос тени полуденной: «Глупый... не виноват...»
Поминать ли тебя бледным пеплом в моей горсти...
или – сладким безумьем...
мой /вечность/ любимый брат.