Осень. Поле. Туманное утро.
Там – за полем – сплошной горизонт.
Здесь подсолнух как немощный отрок
(мне привиделось) будто впал в сон.
Однолеток, но словно сто жизней
прожил сам под светилом небес.
Он – подобных себе не приметней,
и семя́нок не больше принёс.
Что ж теперь однолетнему сниться
и способен ли грезить чего?
Как корзинку он вскидывал к солнцу,
семена все храня для него?
Как с востока на запад тянулся
он цветком своим к вечным лучам –
день за днём?
А теперь вот склонился
лепестками к моим рамена́м.
Увядая близ старой дороги,
он не тщится к прозрачным лучам
и семя́нок в счастливом восторге
до меня раздарил воробьям.
Что же я? Я – такой же подсолнух.
Моё солнце не ведомо мне.
Я – Царя ли Небесного олух,
обжёг ду́шу в цветочном огне?
Опалённый – с оранжевым сердцем,
что-то вдруг я открыл для себя:
быть понятным, простым человеком –
это лучшая в жизни судьба.
Мне ж осталось разбухнуть туманом,
просветлённо глядя в окоё́м.
Напоённый житейским дурманом,
тщетно счастья искал день за днём,
и вот так я прошёл своё поле,
что-то грезя в далёком дыму.
Счастье в жизни причудилось что ли?
Был ли счастлив и чем – не пойму.
Время каждого так скоротечно...
То ли возраст меня вразумил,
то ли жизнь, – но скитаться привычно
за любовью – душой я остыл.
Был вчера – лет на тридцать моложе.
Буду завтра – на двадцать взрослей.
Моё прошлое больше похоже
на мерцание пёстрых огней.
Я в себе узнаю человека
с каждым годом всё чётче, ясней.
Только я не хочу в закат ве́ка
ворошить в себе спящих страстей.
Отживу, как столетний подсолнух –
вековой удивительный год.
Я – Царя ли Небесного олух,
трубадур, городской сумасброд?