После казни

Татьяна Цыркунова
Глухая ночь царит на белом свете.
Пред гением горит одна свеча.
Пять личностей погибли на рассвете
И скорбь о них поэта горяча.

Внезапно задрожал он мелкой дрожью,
Берёт озноб, сжимается рука.
Вслед зубы застучали частой дробью,
Явились пять голов издалека.

Рука сама невольно выводила
Любимых лиц знакомые черты.
А мысль о них печалью холодила,
Будила совесть явью наготы.

Раздумье сжало лоб творца-поэта.
Не встреться заяц*, тоже был бы там.
Тоску и боль он чувствовал при этом,
Всё громче совести звучал тамтам.

Перед глазами — страшная картина —
Каховский, Муравьёв упали в ров...
Рылеев следом — генерал повинен,
В истерике, он явно нездоров...

«Скорее вешайте опять! Скорее!!!»
Рылеев слабый голос подаёт:
«Дай лучше аксельбанты — так вернее...
Нам в третий раз не встать на эшафот...»

Поднялось солнце — чудная картина,
Для тех, кто умирал — сюрприз небес...
Кандальный лязг, нет, это не рутина...
Бой барабанный в уши бедным лез.

Держались офицеры — не заплакать!
Ни пить, ни петь, ни говорить, ни спать...
Упали в ров — там  грязь одна да слякоть...
Героев здесь немного — ровно пять!

Верёвки даже сгнили... Что за царство?!
Свобода — в паре дышло под кнутом?
Разнузданное всюду правит барство?!
Чем оправдается оно потом?

Свеча коптит — почти что догорела.
Он виселицы вывел силуэт.
Казалось: коноплёй** запахло прелой...
Слезу горючую смахнул поэт.

Он со строки к рисунку возвратился.
От боли нестерпимой можно выть.
И в пять голов эскиз вдруг воплотился***...
«Я тоже, братья, с вами мог там быть...»

Примечание:
*А.С.Пушкин ехал из Михайловского в Петербург накануне восстания декабристов. Дорогу дважды перебежал заяц. Пушкин возвратился, не поехал. Таким образом он избежал участия в восстании декабристов;
**Сгнившие верёвки были из конопли;
***Павел Пестель, Кондратий Рылеев,
Сергей Муравьёв-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин и Пётр Каховский.