Козу-Гюльфем настигла диарея,
И чешется у приживалки шея,
Глаза ночуют на затылке,
Ручонки тянутся к бутылке.
Припомнив вклад свой в дело мщенья,
Вся раскраснелась от смущенья:
Что выбрать яд, шнурок иль плАху
И не обделаться со страху.
Насух с Матраком вдрызг надрались,
Потом всплакнули и расстались.
Один пошёл в родной кабак
Рустема клясть и пить арак.
Другой — сдирать рога с забора
И поминать соседей без разбора,
Потом топить в стакане горе,
Как Садыку когда-то в море.
Один Рустем-дамат-красава!
Которому обидно за державу,
А также за жену и дочку,
Поставил в этом деле точку.
ПриОбнял сзади самозванку,
Подправил в миг её осанку,
Подправил этим настроение папе,
Немного хруста – дело в шляпе.
Теперь дамат — уже азам,
Герой, унявший этот срам,
И горе горькое для Розы,-
Не всё ж жене его лить слёзы.
А дальше вовсе без затей:
Казнен проказник Бали-бей,
Успевший спрятаться в борделе,
Взят тёмной ночью без штанов в постели.
Такую вижу я мораль:
Актёров ВСЕХ безумно жаль-
Велят им шире шить карман,
А пиплу хавать балаган,
Похожий больше на кобылы бред,
На завтрак, ужин и обед.
Necz