Второе дыхание легенды.
Исаакян в легенде «Мать»
Сумел провиденьем поэта
(Я в том не делаю секрета)
Мою судьбу пересказать.
Там некий сын, устав от злобных
Нападок суженой своей
На мать,
от склок междоусобных,
Что становились всё сильней,
Засунул мать в мешок
и в чащу
Унёс… в лесную непроглядь,
Не пощадил души скорбящей
И бросил там живую кладь.
Лишь вспять хотел оборотиться,
Как слышит голос за спиной
Своей кровиночки родной:
«Сынок, возьми мешок домой,
Невестке может пригодится».
По фабуле легенды старой
Был сын у матери один;
Измаявшись домашней сварой,
В лесу на гибель этот сын
Мать беззащитную оставил…
Я родила двоих сынов;
Был первый кроток, словно Авель,
Другой как Каин был суров.
Мой младшенький меня из дома
Прогнал, оставил, как в лесу,
Свершил семейный самосуд,
Не выдержав грызни-содома.
Ютилась в съёмной комнатушке
Вдали от близких и родни,
Подобно сирой искони
Детьми покинутой кукушке.
Без сил, голодная, в слезах
Влачила дни свои в изгнанье,
Казнилась этим наказаньем,
Старела прямо на глазах.
Сыночки вдруг усовестились,
Сложились, дом купили свой
И обоюдно согласились
Вернуть изгнанницу домой.
Семь долгих лет пыталась мама
Искать в невестушках добра,
Которые, не зная срама,
Старушку гнали со двора.
К той ярости, змеиной злобе
Которыми пылали обе
Снохи -
(раздвоенный язык),
Рассудок гордый не привык.
Пришлось ей в старый дом вернуться,
Оставив семьи сыновей…
Озёра слёз, пролитых ей
Пусть злым невесткам отольются.
Всё длится этот странный матч,
Где, треугольник замыкая,
Себя на жертву обрекая,
Мать мечется, как рваный мяч,
Футболясь, то от сына к сыну,
То к одинокому жилью,
Кляня несчастную судьбину
И долю горькую свою.
Ритмуясь долгих лет круженьем,
Как наважденье наяву,
Легенды старой продолженье
Вписало новую главу.
Сплетаясь чарами былого,
Мать легендарная и я,
В пределах памяти и слова
Минулой жизни вновь и снова
Касались, грусти не тая:
Что было встарь, что ныне стало –
С душою делится душа…
Им вторит дуб листвой опалой,
Воспоминаньями шурша.