Палило солнце, пыль клубилась,
Дорогой грязной и пустой.
Лишь горстка плачущих толпилась
Вокруг стоящих терх крестов.
А на крестах приговоренных,
Ко смерти троица висит.
Один бунтарь, другой разбойник,
А посреди наш Бог и щит,
Помиловать Отца молит.
Один разбойник все глумился:
«Ты царь? Иль может все не так?
Коли ты Бог, то что ж смутился?
Восьми, сними себя с креста»!
Другой сказал: «побойся Бога,
Глумиться над Святым не смей!
Все мы наказаны тут строго,
Мы за себя, Он за людей.
Людей забывших честь и правду,
Обкрадывающих вдов, сирот,
Ты злую прекрати тираду,
Прошу тебя закрой свой рот.
А ты, Господь, о как бы мне бы,
Ноги твои сейчас обнять.
Прошу, когда взойдешь на небо,
То вспомни пред Отцом меня»!
А Бог сквозь муки страшной боли,
В последние свои минуты,
Взглянув на грешника во смуте,
Прошелестел засохшим ртом:
«Твоих грехов разбиты путы,
Отныне рай навек твой дом».