Верю в Бога. Огромного, но живущего в вечном страхе.
В Нашего - как существа из истории Аристофана,
Были.
Пока Гефест не разрубил их нахер,
И, кроме нежности,
Им
Перестало быть что-то надо.
В псалом шестнадцать? Сморкаемся
в сочинённые наспех муки.
Вместо пути к друг другу - в накарябанное кое-как.
Я люблю растлевать, как смеркается,
Свой комок огонька от скуки,
Мне так больше хочется каши
и чуть меньше - терпеть бардак.
Я хочу, чтоб у нас получилось.
Получилось бы стать живее. В смысле, вспомнить,
Что можно доранить,
доубить, доцарапать, добрать.
И я знаю, что ты умеешь. Ты умеешь. И я умею.
Просто также мы бить умеем,
брать, царапать и добивать.
Посмотри, какая я лёгкая: я живу только света ради и
Набираю обиду в лёгкие - а взлетает огромный дом.
Я за волосы сон свой трогаю -
Он мне ссадиной снится с садика.
Только нет у него ни воздуха, ни возможности
Быть о том,
Что на завтрак ты будешь кушать
Не башкирские медные груши,
А клубничную синюю слойку
Из моих запёкшихся глаз.
И поэтому, если хочешь Нас найти,
Подойди и: Слушай,
слушай, отогревай и слушай.
Начиная прямо сейчас.