Ших ших, ших ших—метла уютно шуршала по дачной дорожке. Было что-то умиротворяющее в простом подметании листвы. Пёстрые яблоневые, пергаментные грушовые, пурпурные рябиновые—даже не верилось, что всего месяц назад листья были одинаково зелеными, безликими. С каждым движением обнажалась выщербленная каменная плитка, сквозь которую пробивались одуванчики и порей. Сколько же лет этой дорожке?
В памяти вспыл далекий май; буйно цвели яблони, мама ковырялась в грядках, а я привозила с дороги на колченогой тачанке плитку. Отец мешал в корыте цемент и с вкусным звуком шлёпал на разложенный по земле гравий. Казалось, что это так легко: взмах-шлёп, взмах-шлёп, и вот, когда отец ушёл за уровнем, я набрала полный ковш раствора, подняла, и тут лопату повело, и я вместе с цементом оказалась на траве. Платьице заляпалось, с волос сваливались серые влажные ошметки и было очень обидно. Папа посмеялся, и я больше не совалась к корыту, а аккуратно постукивала резиновым молотком по плиткам.
Ших ших, метла продолжала свои нетороплывые движения влево вправо; прошло уже 35 лет, природа пробилась сквозь дорожку. Отца уже нет в живых , а маме давно не до огородов. Грядки тоже давным давно заросли травой. Я обернулась—за мной тянулась тропинка из моего прошлого, какая-то чужеродная и бледная на фоне вороха ковра из пёстрых листьев. Зачем я это делаю? Отнесла метлу в сарай, налила в чашку крепкий чай, присела на крыльцо, и до самой темноты наблюдала, как последние дети лета срываются с ветвей, кружатся в последнем танце и замирают на земле.
Сентябрь 2020