Талое золото дышит в мозаике стёкол,
Колышется нотами, плещет в витраж,
И жемчужной сонатой струится в часовню,
Её заполняя до росписей свода — янтарным,
Лаская червонный алтарь перебором лучей
И танцуя бескрайним раскроенным вечным;
За звуками утра листом партитуры стоит тишина,
Возвышается мерным расплавленным небом,
Стеной мегатонного света колеблется будто мираж,
Оглушает нездешним, смеётся тягуче и нежно.
Его разбивает случайно влетевшая пестрая птичка,
Что кличет тревожно, мелькает как вспышка и мечется,
Чертит зигзаги, широкие дуги, взвиваясь под купол,
Слетает под лавку, и после десятка кругов замолкает,
Садится на залитый золотом стол и как будто вздыхает.
Эхо от трепета крыльев ссыпается на пол и тает;
Ты отставляешь смычок и, расправив рубашку,
Легко накрываешь застывшую хрупкую пташку,
Её поднимаешь и ловко влезаешь на шаткий стеллаж;
Не дыша, на носочках, ты открываешь согретую лодочку рук,
И растрёпанный контур, ликуя, ныряет в прозрачное утро.
Ты, обернувшись, сияешь глазами — кристально, звеняще и полно;
Звуча ещё чище, волна тишины перламутром ложится в часовню.
30/9/20