Медвежонок и Ёжик сидели в двухкомнатной старой квартире
в Петербурге, на Блока. Окно выходило на Пряжку.
Допивали вторую, и юмор сменяла сатира.
Ёж курил по часам на балконе, частя. За затяжкой затяжку
он нанизывал кольца дурмана на мутные струны тумана,
занавешивал окна узорными тюлями смысла,
вынимал, покопавшись в бездонном и рваном кармане,
статуэтку Лошадки, письмо от Совы – и ему было кисло.
– Косолапый, – хрипел он ушедшему другу, топорщил иголки, –
что забыли мы здесь, в этих каменных проклятых джунглях?
А душа просит песен – не кафеля и кофемолки.
Ты ведь помнишь, как звёзды считали беспечно с тобою в июле.
Обмелела река, и повырублен лес, и варенье прогоркло,
изувечена наша среда и окрестные среды,
годы катятся с горки, а чаще так вовсе под горку…
Медвежонок меж тем возвратился – а как же! – из маркета с третьей.
И они ещё выпьют, и выпьют ещё, и поднимут, и вздрогнут
за нечастые в этом бедламе душевные встречи,
и, устав созерцать подурневшие тёмные окна,
запоют на два голоса песню заветную «Ой, то не вечер».