Зябкий холод ползет по земле. Начинаются ливни.
Ревматичные скелеты мамонтов в земле высовывают бивни.
На морщинистом теле земли пропадают дороги.
И в бетонную плиту упрется маршрут, не разбей только ноги.
Я открыл себе краник простой, вот сейчас я напьюсь и вырвусь.
Но с шипением только воздух идет: перерыв на коронавирус.
На стене объявления с марта, перед самыми двадцатью восемью днями.
Где-то выросла радуга в этом году, насмехалась над нами.
Я нашел бы под ней горшок, но нет времени отвлекаться.
А ее самый яркий конец упирался куда-то в отделение реанимации.
В чистом поле сверкает хромом больница, но в нее пустят только за плату,
и вообще, до скончания не будет приема, лишь простор в травматологических палатах.
Бесконечный и медленный дождь заливает траву — не присесть.
Были менее турбулентные времена (тогда тоже хотелось есть).
Начинается где-то война, по реке протекает струями яд.
Из-за спешки мертвые не уходят, так рядами впотьмах и стоят.
В пещере скрыта волшебная кнопка, чтоб нажмешь и все сразу само.
Но поездки везде перекрыты, и отныне темп slo-mo.
Говорят, через год или ишак, или падишах, поприветствуем громким "ура!"
Всем спасибо, кто был с нами сегодня, мы не существуем с завтрашнего утра.
В полутьме завершается день.
Перекрашиваются березы.
За экватором солнце, здесь темь
и неясный, как в ящике кот,
промежуточный местный исход.
В полутьме завершается год.