Единственная бесконечная ночь, первая и всегда последняя, из которой мы безнадежно-отчаянно ищем выход уже несколько жизней.
Я прижалась горячим телом, пропитываясь родными запахами, замешанными на безрассудстве, грубой страсти и детской нежности. Безысходность предательски-больно захватила в плен. Мне отчаянно страшно без тебя, и жутко от беспомощности намертво приковавших к тебе чувств, в родной и совершенно чужой кровати.
Мы леденяще молчали, упруго взрывая перепонки в ушах, раскалённые и обессилившие, громыхая друг на друга, безжалостно рвали связки. Мы безвозвратно скрипели ключами в дверной скважине под слепящий свет фатально погасшей веры. Знали, что не хотим быть вместе, и не знали кАк жить друг без друга!
Мы навсегда уходили, тысячи раз возвращавшись; сбивая дыхание убегали, с мечтами, что нас остановят. Навсегда прекращали все в надежде начать сначала.
Равнодушные мы с кровью выдирали из сердца мегабайты теплых строк, предварительно заучив их наизусть, глубоко спрятав в подвале сумасшедшей души.
И потом липко-жадно обнимались после иссушающей разлуки, чтобы на мгновение заполнить гудящую пустоту. Забыв о дыхании, глотая жаркий воздух, долго целовались, стремясь сократить навеки эту бесконечную прОпасть от твоей до моей подушки.
Мы шли каждый по своему пути, грея в мыслях далёкие чтобы быть правдой мечты. И как разбалованные дети, желая получить все и сразу и как строгие взрослые, не позволяя себе ничего.
Мы прятались так высоко в облаках от навязчиво-въедливых чувств, пролетая целые миры; и в попытках быть смелыми, безрассудно и резко бросались вниз со страшно-крутых обрывов, разбивались на миллиарды надежд.
Наивно удаляли номера, которые не стереть из Айклауд. Облив бензином безжалостно сжигали кричащие страстью письма, никогда не написанные дрожащей рукой.
И мы всегда неслучайно-случайно встречались на пути. Вот он такой бесконечно-короткий путь, исковерканный мнимыми подозрениями. Только в нашей вечности давно незнакомыми, мы живем в предательски-разных измерениях, но навсегда связанные высушенной страстью, мокрой от слез простыней»