Собрав всю свою волю
в последнее слово,
я все же
вынырнул из вод Стикса.
На берегу одинокая Никса,
смертельно бледная и немая,
сидит, словно печальное
каменное изваяние.
Охваченный состраданием,
я хочу подойти к ней, но нимфа
поднимается, и быстро
взглянув на меня, убегает в испуге,
на лице ее ужас,
точно она увидела привидение.
Чем беднее
становится жизнь как восприятие,
тем напряженнее искала
та самая
душа поэта, чем наполнить окружающую пустоту ...
Как на яру
в душной комнате расцветали
странные, осязательные воспоминания.
Фантазия, потеряв свою лесную дикость,
обострилась,
и обрела необычайную, почти болезненную чуткость,
но ни разу не подошла близко к пределам музыки.