Квартира замёрзла от холода, пока я, сойдя на порог, высиживал в рабстве у города свой медленно тлеющий срок. Не глядя на Божьего кучера, что облако принял за снег и, верха не взявши над кручею, заехал в пятнадцатый век, я грел умиравшую горлицу, забытую в зеркале стай, поднявшихся птичьею конницей в туманами пляшущий стан. Пустынные улицы врали нам, мол, счастье - удел дураков, что, прежде несчастными ранены, случайно ушли от оков. Но, прячась под маской небесною, мы знали, что это не так; что счастье - есть божье известие, а Бог ведь совсем не дурак. И плакали... сколько мы плакали!.. От горечь ль в горле сухом, от свыше не данного знака ли, от бега ль в огне босиком - теперь непонятно, но можете ль поверить, что там, где плюют на жизни обманчивый множитель, он часто стремится к нулю.
Так было и с нами. Но, кажется, мы поняли только сейчас, что значило - самопокаяться, за ложными грёзами мчась... Однако смертельная конница разносит пылающий гнев. И только замёрзшая горлица глядит на меня, замерев.
12.10.2020.