Конец

Владислав Владиславович
Отец, ты куда? Почему растекаешься? По полу плачешься? Слезами маешься?

Отвечает отец со скорбной ухмылкой; отвечает ему в назидание:

По полу течёт мое сознание, по полу со слезами стекаются, все идёт туда, где было ранее-
Ранее, где только пустота...
Метафизических начал предвосхищенье- божественное глупое созданье.

И сын отвечает, ответов не зная:
Человек! Человек- оно есть создание, сродни неземному ваянию!

Отец кивает головой медленно... направо, налево, хрипит- неправильно!И на глазах его пот наливается, а глаза удаляются...
Своевременно, беспрекословно подаяние-  руки ослабели и сникают; сыну говорит- бойся отчаяния!

Мое бытие перетекает в нечто верное: единственное цельное, безвременное и бесформенное, бесхребетное- дельное...

А сын танцует и кричит: Ты умираешь! Ты горишь! И плачет...и смеётся...

Говорить у отца нет сил, он просит сына подойти, но тот отказывает в дьявольских плясках, в искренних похабнейших гримасах, тогда отец шепчет глазами:

Слово явилось моими весами, словно невесомыми часами, оставляющими время за собой- слово покорило человеков рой, слово их возлюбило- оно и погубило.
Божественное слово сгнило- ибо умер Бог! Ибо вижу я итог! И заберёт меня господь в срок... в Срок...

Сын катается со смеху по полу: то пророк, ты просрок, пора и умирать! И не надо больше ждать! И плачет горькими слезами.

Отец вопрошает угрюмо глазами:
Твоё сознание живо в опасности? Веришь ли этому миру? Веришь ли в веру, лишенную властности? Властолюбивые черви... еретики сплотят народы, сшив кожу с сатанистами, и придёт пророк, и придёт урок, уроком будет тем звонок, что в голову мне бьется!

И сын ему в голову бьется, крича и вопрошая, и бьет и бьет, пока глаза не закрываются, он в губы плюясь, к ответам рвётся:

Я не хочу знания! Знание есть страх перед будущим, а я не боюсь, знаешь ли, помереть думающим.

Изнутри, из горла, сын режет упорно, выходит голос, последние слова, а может не последние- сейчас есть никогда?

Отец грозно вопрошает: ты меня убил? А был ли выбор? Был ли узником судьбы? Зачем ты режешь себя на части, когда «ТЫ»- части единого «МЫ.». А «МЫ» лишь узники власти в цепях у несчастья, в горах ненастных мольбы.

Сын головой вовнутрь лезет, вспорол живот, вжился лезвием, врос словно древо врастает в землю, клин клином вышибают! А смерть- верой...

Говорит бог, говорит со всеми нами, говорит с людьми, с зашитыми ушами- глухими, слепыми, немыми умами:
Сложите свои палки, изувеченные! Сложите свои руки, покалеченные! Сложите свой крест на тело мое! Я пролью за вас снова кровь! И море крови вас поглотит! И бремя смерти вас проглотит! И будет новый мир, а имя миру тому- пир, а пир без гостей не бывает...

Бог перебирает тростью, люди смеются- игра в кости; бинго с богом- попытай удачу... люди смеются, а как иначе?! Седой старик кричит немым, немые его слышат, абсурд- не скажешь и тупым- их остроумие всколышишь.
И Бог, не гневаясь, ушёл, и Бог свой путь домой нашёл, сливаясь в трансцендентное пространство, в прострации парадигм, идей и наций.

И чёрная кровь на моих погонах, отец древом вырос из сына, мы- нация Сатаны! С ненавистью в груди, с желанием сжечь моральных уродов, а Сатана не лжёт, он слушает, он слышит, пока Антихрист в колыбели дышит...

Отец умер, сын застрелился после;
Братья стояли в углу.
Матери снится одно лишь только:
Кровь на снегу
Да в летнюю пору...