(Если бы мне удалось обратить внимание хотя бы ещё
одну человеческую душу на судьбу брошенного своими
родителями малыша,- я считал бы тогда, что
моя миссия на Этом Свете вполне совершилась.)
С М О Т Р И Н Ы
_____________________
...С щемящей тоской и обидой, Динечка не мог не видеть: других детей разбирают,
уводят из сиротского приюта незнакомые дяди и тёти, чтобы жить вместе,там,в семье,
а его никто не берёт... Никому не нужен...
Он всякий раз с невыразимой печалью в глазах ожидал чуда, крепился как мог, а по
ночам еле сдерживал себя, чтобы под одеяльцем не заплакать в голос: Не берут, -
что же, он совсем такой плохой?..(Они все, эти тёти и дяди, когда приходили сюда,
сколько уж раз губили его затаённую надежду, - больно ранили нежное сердечко...
Да и догадывались ли?)
Но вот однажды в детский приют пришла дама. (Невысокая, чуть полноватая,
броско одетая; с несколько властным, даже капризным выражением лица.)
Она быстро скользнула взглядом по залу, где находились такие же, как и Диня, брошенные своими мамами дети, - скользнула мимо трепещущих глаз пятилетнего Динечки, - но потом, всё же, медленно возвратила свой взгляд на него, - одиноко стоящего в уголке ребёнка. Он чем-то приглянулся ей. Его большие серые грустные глаза поразили её. В то время, когда другие дети беззаботно шумели, прыгали, гонялись друг за другом,(они ведь уже попривыкли к незнакомым людям, приходившим к ним время от времени), и играли, мало обращая внимания на них, да вот беда - Динечка к этому никак не мог привыкнуть. Он всё ждал... Обречённо ждал, печально опустив голову, когда приходили эти тёти и дяди, - впрочем, стараясь этого никому,(даже детям), не выказывать. Господи, да разве т а к о е сокроешь...
И вот женщина нерешительно направилась в его сторону.
И случился тогда с Динечкой непростительный срыв, - в одно мгновение, раскинув
ручонки, разом бросился ей навстречу; прижался к ней и дал волю слезам... Он так
громко заплакал, что все кто находился в то время в зале невольно обратили на них
внимание. И у многих присутствующих тогда заблестели ресницы, - и у маленьких
детей, и у воспитательниц...
Да вот и Сашка, - такой же как и все, но чуть постарше,- и почему-то всегда задиравший Диню, - сейчас украдкой смахивает слёзы и обещает себе: Если Диня останется здесь, он будет его защищать, никому из ребят не даст в обиду. Он подружится с ним, обязательно! Диня хороший. А если он уедет, то напишет ему письмо,(пусть воспитательница в этом поможет), - напишет и попросится к нему в
гости, - хотя бы на один день, или два..."А, может, они насовсем его у себя оставят, - подумалось, вдруг, Сашке!" Он ведь тоже втайне мечтал, что и у него
когда-нибудь найдётся мама, а значит, и папа - и как он, Саша, будет вместе с
папой чинить велосипед, или даже машину(!)... Он смахивает слёзы и по-хорошему
завидует Дине: У Дини наверно будет мама, - вон как она крепко обнимает его.
Да, всё именно так. Обнимая Диню, женщина поняла, что уже никогда не отпустит
от себя этого малыша. Она поминутно прижимает его к себе; успокаивает,осыпая поцелуями его мокрое лицо...( У неё у самой ещё не так давно, полтора года назад,
родной сын, - примерно такого же возраста, жестоко простудившись,умер в больнице,
фактически на руках. Пневмония лёгких...)
Она помнила, какими тяжёлыми были роды,(пришлось делать кесарево сечение);
помнила, ЧТО говорил ей заведующий отделения больницы при выписке из роддома,
глядя ей прямо в глаза: да, конечно, детей надо беречь, это понятно, "Но этого
ребёночка берегите вдвойне, - подчеркнул он." И добавил, что роды для неё, увы, были последними..."
И вот - рядом Динечка! Такой славный, такой хороший, ласковый мальчик. И даже,
как ей показалось, чем-то напоминавший её родного сына, -- сына, почему-то, перед самой болезнью, такого же грустного, как и этот вот птенчик, прижавшийся к ней сейчас, будто предчувствовавшего своё недолгое пребывание на празднике Жизни в этом мире... И женщину на мгновение охватил ужас; стало страшно: как же они все, кто приходил сюда, не увидели, не замечали е г о (?!), - а ведь могли взять к себе другие!..Да разве это возможно!?... Нет, нет, - он только её! И она ещё
крепче прижалась к нему.
Потом они вдвоём отошли к окну. А Динечка всё никак не мог успокоиться: казалось,
слёзы сами по себе, помимо его воли, всё катились и катились по щекам...
"Боже, - шепчет она, сквозь пелену своих глаз, -сколько же он натерпелся здесь..."
Ещё через некоторое время она уже была в кабинете директора детского заведения, -
полагая, что, разумеется, она берёт ребёнка к себе, усыновляет его. И никаких вопросов тут не может быть.
Ту раздирающую душу сцену в зале, директор конечно видел,(здесь и не такое случалось...).И процесс оформления необходимых бумаг, хотя и не так быстро, как хотелось бы, неуклонно продвигался к своему завершению.
Диня с затаённым дыханием подолгу ожидал её у дверей, а когда она приходила
и лишь переступала порог, радостно бросался ей навстречу. А женщина с распростёртыми объятьями бросалась к нему - уже совсем как родная мама.
Но вот треволнения, наконец, позади. Пришёл, настал тот счастливый день , тот час,
когда ещё один ч е л о в е к на нашей горестной земле обретёт улыбку; и обретёт
свой уголок, - тепло материнской ласки. И теперь у него, как и у всех, там, за окнами детского дома, тоже будет семья. А когда он подрастёт, мама возьмёт его зА руку и поведёт в школу! И будет много-много цветов,(он это уже видел, - по телевизору у них показывали). Видел, как много первоклассиков Первого Сентября отовсюду стекаются к большой светлой школе. И все дети с цветами, и все такие нарядные, гордые; и с интересными красивыми книжками, и у каждого - МАМА. И когда он, Диня, придёт в школу, ему не будет так одиноко, и так до боли сиротливо среди других радостных ребят вокруг, что он совсем-совсем один...,
ведь у него теперь рядом мама!
И он будет гордиться ею, а она - им. И в руках у него тоже будут цветы.
А с ними обязательно будет бабушка, ведь бабушки есть у всех
детей. Добрая бабушка, - ей можно доверить все-все свои тайны. И она их сохранит,
никому не поведает, а всё поймёт, рассудит, всегда подскажет. Потому что бабушки, -
он это здесь тоже слышал, - любят детей даже ещё больше. И ещё он слышал, что мамы (из своих детей) отчего-то больше любят мальчиков. И разве он не мальчик!
И вот настал этот долгожданный момент!
Но что же случилось? Динечка в тот день не вышел навстречу своей обретённой маме.
Он спрятался в самых дальних комнатках детского приюта, в спаленке. Его нашли, привели в зал, где будущая мама уже нетерпеливо ждала. Она ждала. Но сердцем почувствовала: произошло что-то неладное.
Диня медленно, как бы не решаясь, сделал несколько шагов в её сторону; потом
остановился, понурив голову, и, с набухшими глазами молча замотал головою в стороны...
Женщина бросилась было к нему:"Это невозможно, - застонала она." Вихрем одна за
другой пронеслись мысли недоумения: "Что не так? Чем она могла ранить столь хрупкую его душу???" И вновь, как в самый первый раз, она прижала Динечку к себе и вновь, и вновь лихорадочно осыпала поцелуями его лицо, волосы, руки. А он, будто бесчувственный, ничем ей не отвечал. И руки его висели совсем как неживые.
Динечку тормошили, о чём-то громко спрашивали; на него смотрели множество глаз
вокруг, но он молчал. И почему-то, вдруг, заплакал так же безутешно, как в тот
раз, когда впервые увидел её. А вскоре и вовсе убежал...
Прошло ещё какое-то время, когда вполне разъяснилось, почему он так поступил.
Диня видел, как некоторых детей, таких же,как и он, - без отца, без матери, -
уводили жить к себе счастливые тётеньки, а потом, случалось, возвращали детей обратно. Видел,что если до этого,(тех, кого уводили), были открытыми, беззаботными, то, по возвращении, все они становились замкнутыми и до боли грустными, будто обманутыми взрослыми в чём-то самом главном...
А тут, ко всему, ВЧЕРА,(перед тем самым, когда и его должны были взять отсюда),
возвратили в дет.дом, привели назад тамошнего его маленького друга - Женю, с которым они давно сдружились здесь, и за которого много дней тому,
когда Женю уводили, он, Диня, так радовался, - что у него будет и мама и даже папа, - а теперь вот, возвращённый, Женя второй день в постели. Никуда не ходит, не встаёт и ничего не ест; а только, укрывшись с головой одеялом, вздрагивает от глухих сдавленных рыданий...
Диня, когда увидел Женю здесь в н о в ь, так сильно удивился. Но тут же всё понял, ни о чём его не спрашивал. И уже тогда ему ни к кому уходить отсюда не захотелось, - ни за что!...
В спаленке они сейчас только двое, - он и Женя. Диня молча сидит у постели друга
и слёзы застилают его глаза... И разве он не понимает - от ЧЕГО сейчас отказывается, - от своей самой большой, давней, сокровенной мечты.
Горько, как же горько за Женю... Зачем взрослые такие...Как же так можно?...
Дядя Егор, (несколько старше средних лет - охранник; бывший военный; повидавший
в жизни немало всякого, и теперь вот - в стенах прибежища страданий, одинаково
переживающий вместе со всеми каждое детское горе), всякий раз, когда Диня проходит мимо его будочки во дворик или обратно, тяжело вздыхая, повторяет в себе
одно и то же: "Что Бог не делает, всё к добру". А ведь так и вышло. Не обмануло
сердечко малыша, -- женщина потом ни разу не пришла сюда. То ли оскорблённой
почувствовала себя, то ли неловко ей было и перед воспитателями, и перед удивлёнными глазами маленьких обитателей этого неприметного в городе дома, -
обитателей, некоторых из которых она уже успела близко узнать; и перед этим странным директором, - что-то, как показалось женщине, особенно долго внушавшем ей в предпоследний день, (после всех мытарств с бумагами), когда и так всё понятно,
без объяснений: ребёнок её! Она не бросит, не возвратит его.
А вот, поди ж, тот в последнюю минуту сам отказался, и ничего при этом не сказал...
"Всё к добру, - повторяет дядя Егор, -истинно так". ( Да если б женщина действительно полюбила его, чужого, как своего родного сына, - пусть! пусть, кто бы и что не подумал, и что бы там ни говорил за спиной; да и вообще, что бы ни произошло, она боролась бы за него, - умерла, легла бы вот здесь, у ворот сиротского приюта; она должна была ну хотя бы понять и, разобравшись в чём дело, отогреть такого маленького, но уже до крайности израненного душою пацанёнка. Да в конце-концов, взять к себе их вдвоём, вместе с Женей, - зачем разлучать друзей? Нет, не попыталась. Оскорбилась. Вот он - момент Истины. Ты прав, дядя Егор: всё к добру. Даже страшно представить: а что
было б потом, с чужим-то, -возвращение? Возв-ра-щение??? Боже, прости нас грешных. Прости, если можешь...
А и то сказать, разве Динечка не почувствовал, как она, впервые войдя сюда, скользнула взглядом МИМО его, полного трепета глаз, и как в то мгновение,( в который уж раз), вновь куда-то провалилось его тоскующее по материнской ласке сердечко... И только потом,( О, целая вечность прошла!), потом только она нерешительно направилась в его сторону.
Ах, кто бы знал, сколько уж раз Динечке, перед сном наплакавшемуся к ночи
в подушку, часто грезится одно и то же: будто кто-то большой-большой, добрый и
всё-всё понимающий без слов, тихо прижимает его к себе, и Диня замирает тогда от
величайшего непередаваемого сладостного ощущения, что Этот кто-то своими ласковыми, тёплыми большими руками гладит его по непослушным волосам, - просто
гладит и всё. И всё!! И ничего больше не надо ... Ах, кто бы знал...Кто бы знал...
Отступившись от намерения усыновления, женщина, видно, всё же поняла, что тот её
первый порыв был минутной слабостью. Вероятно, её неотступно преследовал, - стоял
перед глазами образ потерянного р о д н о г о сына. А что птенчик сорвался,
кинулся тогда к ней навстречу, - что ж! он чист, он свят и в своём неутешном горе, и потаённых надеждах...
Нет, чужим ребёнком никогда не загородить память о родном похороненном дитя,
если изначально поделить детей на своего и чужого. Даже самый хищный зверь прижмёт к своему тёплому животу брошенного всеми беспомощного кутёнка, и если случится что, немедленно положит за него жизнь, не разделяя никого из них на своих и чужого.
Примечание: конечно, теперь посторонних людей в детские заведения не особенно-то допускают. Но это по сути ничего не меняет, - детей там и выбирают, как на
с м о т р и н а х, и, бывает, возвращают назад, не заботясь о последствиях, столь глубоко ранящих детскую психику. А то, что рассказано - взято из жизни... Однажды утром там, в приюте сирот, под одеяльцем обнаружили бездыханное тело Динечки. Когда подняли на руки, все увидели: подушка под ним местами совсем ещё влажная...
Видно, боженька не выдержал, остановил его мучения...
Санкт-Петербург. Измеров
@Copyright:Портал под эгидой Российского союза писателей