Тихий пепел из странной часовни
монстра разбудит и ляжет на прахе,
где разбегались и брали с поличной
третьего дня возмущенного плахой.
Брали младенца, почти что живого,
грудь зашивали и строили тело,
в вены горячую кровь возвращали,
Богу молились остервенело.
Кострами писали историю ночью.
Полураздетые, страшно больные:
опухоль мозга ли, нервное что-то?..
Скальпы снимали, покойных любили.
Тихо мычали и чавкали мерзко,
веру сжирая, беззубые глотки
там, где больные больных же спасали
кровью, большей частью из водки.
Годами голгоф и безумцев из мрака
сменялись столетья, и солнце чадило
удушливым сумраком, сжатое страхом.
Сжигало себя и их не щадило...
Они брали младенца, почти что живого,
грудь зашивали и строили тело,
в вены горячую кровь возвращали,
Богу молились остервенело.