Это нельзя забыть, это нельзя забыть,
кругом – метёт, кругом – февраль.
Зловоние в периоде,
заснежены погосты жён –
серебряная исповедь.
Гребёт молчащий снеговик
по бесконечности
в немеющем шиповнике.
Сейчас послушай голос пепла,
сейчас взовьётся город волн.
Твой страх и немощь лягут рядом
с пущенным волчком
грудным ребенком.
Это дороги вен.
Это сны весногрёзых.
Город навыворот,
пущенная вспять дороговизна жизни.
Имярек ничто.
Стартующий созерцает,
идущие дальше – ждут…
пока созерцающий не сгниёт
и не удобрит почву своими стараниями и…
Шарманочка любимая,
самый глубокий страх зарыт у ног твоих поющих старцев.
Крайний слева – доктор,
он жесток, но добрый.
Следующий – солнце, но чуть-чуть с надрывом.
Ну, а последний – горе,
весёлое, шальное.
Тётенька Волшебник с частым стуком сердца
и чуть-чуть хмельное.
Праздник перепутий вяжет их
и вторит песне нег:
когда твой жгучий суицид
начнёт сжирать врага, не станущего жить после твоего полёта,
тюремные покои тела
распухнут и дадут вздохнуть;
голод воздуха
отнесёт
стенанья
к той самой горе мер,
где доброе покоится, а злое не икает.
Любовники не строятся, амуры не стреляют.
Лишь море чует время перемен.
Ля-ля-ля-ля-ля!
Гордо «бум» настроим!
Повезло – так повезло,
свечки стройно встанут.
Горлом «пусть» идёт всегда.
Аве, Город пепла!..
Аве, Город сна!