Она была такой,
Щемящей в груди, живой.
Она была такой,
Что невзначай забирала покой,
И легкой походкой влекла за собой.
Она была иной,
Похожей лишь на себя,
И с ней весь мир был какой-то другой,
Красотой и истомой маня.
В ней горела живая искра,
Что не встретишь ни в ком другом.
Пламенем тлела душа,
В нем, как ведьма, плясала она нагишом.
Тень загадки в ней вековой,
Раскрывала простор идей.
Она казалась простой,
И неведомой для людей.
Она была не мирской,
Возвышенной и роковой.
Восторгаясь её красотой,
Им не ведомо за мечтой,
Что являлось к ней в сон ночной.
Она с чертом пускалась в пляс,
Покорясь глубине его глаз.
Туфли стёрла, и ноги в кровь,
Ведьмам петь не дано про любовь.
В них манящая глубина,
Что веками пленит моряка.
Ночь темна,
И точеная худоба
Им поведать могла
Суть всего бытия.
Повстречавшись однажды с ней,
Будешь век сторониться людей.
Не найдёшь среди их кровей,
Тоньше стана и рук нежней.
На рассвете или во мгле,
Ведьмы песни поют о весне.
В Праге или Москве,
В шелке, иль неглиже.
В каждой ведьме была душа,
Так невинна и так чиста.
Так нежна, и во мраке светла, —
Жаль, что она умерла.