***

К 125-летнему юбилею со дня рождения С. А. Есенина

(Посвящение перевода нижеследующего текста Богдана Игоря Антонича  и сочетании с недавним моим переводом его же "Элегии о певучих дверях" именно Сергею Есенину здесь ни в коей мере ни случайно и не декоративною. Наоборот речь о весьма глубокой, широкой и одновременно очень тесной связ этих двух авторов. (Например каждый из них являлся в свое время в своей стране и на своем родном литературном языке и является  бессменно по сегодня официально признанным главным и непревзойденным ИМАЖИНИСТОМ!.. )





[Укр-епіграф]
          "Солодко замріяна Єдвига
                У сон дедалі глибше поринаючи
                Чула сопілчини співи
                Що на неї грав чемний змієшептунько
                Поки місяць  вимальовує собі
Зеленасті дерева на поверхні води,
Жахливі зміюки супроводжують всією шкірою
Веселі мелодії дудочки у його губах."
                Анрі Руссо (1910)

          [Русэпиграф]
"Ядвига в прекрасных грезах
Погрузившись в сладкий сон
Слышала звуки дудочки
На которой играл добродушный заклинатель
В то время как луна рисует
На глади реки зеленеющие деревья,
Страшные змеи внимают
Веселым напевам его инструмента."
" Анри Руссо (1910)



На втором берегу
    (Лиро-повесть, отрывок)

Пальцы совсем одеревенели – уже так долго пишу. Погрузился в эти воспоминания да размышления. А они тянут меня за собой, прямо как вода утопленника на дно. В комнате душно. Воздух спёртый и тяжёлый. Так трудно зачерпывать его грудью. Дышу учащённо и неровно. А там за окном солнце, ветер, широкий простор.
– Игорь, пожалуйста, открой окно!
  Но, ведь…   Боже мой…   что я говорю?
Ты уже открыл себе другое окно…  окно на второй берег. Ты тут есть и одновременно – нет тебя. Ты слушаешь мою исповедь и одновременно принадлежишь к иной действительности. Вижу отчётливо твой облик, твою стройную осанку. Узнаю даже этот чёрный, шёлковый галстук, в котором ты прощался со мной в последний день. Когда уезжал насовсем. Этот чёрный галстук долго не давал мне покоя, волнует и теперь ещё, даже во сне напоминает о себе. Почему ты именно его тогда выбрал? Собственно, чёрный? Неужели это должно было означать, что…
Встаю с кресла. Подхожу к окну. За ним осень. Златовласая осень. Распахиваю створки окна. Во всю ширину. Осень струёй вливается в комнату.
Вдыхаю глубоко и развожу руки. Хотел бы выпить жадными устами весь запах, растопленный в прозрачном воздухе.
Над городком синий зонт спокойного неба. На западном его краю горстка скукоженных облаков. Цвет у них розовый, переходный между жёлтым и красным. Этим они напоминают кленовую листву, которая из-за осени тоже покраснела. Кленовая листва облаков на ясной голубизне \воздушного полушария зонтика\.
Ты не любил осени. Слышу, прям будто сегодня происходило, как ты со мной об этом говорил. И была то осень перед двумя годами. Славный сентябрь в преддверии наших университетских занятий. Мы стояли в вашем саду в деревне. Ты завязал беседу.
– Видишь, Марк, эту листву, опадающую с деревьев, и вон те цветущие астры?
– Очевижу.
– А мне сдаётся, что это не настоящая листва и астры не реальные.
– Как так?..
– У меня такое впечатление, что это просто какой-то поэтический трафарет, что это банальный образ из какого-нибудь стишка. Наша поэзия ужасно раз-осенилась, распухла, набухла этой осенью, наводнилась и разжижилась ею, как промокашка чернилами. Покажи мне в нашей литературе такого поэта, чтобы не пополнил стиха про осень! Ага, нету…  Вялые листья да астры... Астры и увядающая листва... Завядшие астры да листья. Можно эти слова ещё дальше переставлять. Наши поэты просто до неузнаваемости осень усонетили, стриолетили, соктавили, обхореили, санапестили, опели, перепели, распели, выпели. Словом, выжали, выдавили из неё всё возможное, будто из лимона последнюю каплю соку.
Я хохотал во весь рот от такого словоизлияния. Ты же дальше гнул свою линию:
– Скажи мне теперь, что осталось на бедной осени? Где те «златотканые уборы», когда их посдирали с неё такие вот поэты. Они до такой степени банализировали вялую листву и астры, что когда я смотрю на них сегодня в нашем саду, представляется мне, что это не живая природа, а лишь сентиментальная поэтическая сценерия какая-то. Они заграбастали её, присвоили себе, взяли в свою исключительную собственность, так, что теперь не хочется мне верить, что увядшая листва и астры – это что-то большее, чем только постоянный реквизит менее или более удавшихся, менее или более миловидных и сладкозвучных стихов.
Минуту ты молчал, а потом обратился ко мне с вопросом:
– Какая цель существования поэзии, каков её смысл? Зачем её пишут?
– Чтоб учила видеть, понимать и чувствовать мир. Чтобы давала высшее, сублимированное его ощущение.
– Хорошо. А что же ты скажешь, когда поэзия вместо того, чтобы воплощать это, наоборот убивает в нас способность чувствовать реальную действительность и настоящую, не сфальсифицированную красоту?
– Тогда это – не поэзия. Правдивая поэзия не фальшивит природы, она независима от её красоты. Действительная поэзия имеет свою и только свою собственную и ничем не заменимую красоту; она – общественная потребность, как для собаки – вытьё на луну, и сама создаёт высшие жизненные ценности, как религия. Она – светский заменитель религии.
– Ага. Поэты – это жрецы, шаманы, друиды, кобзари, вейделоты, бояны, Дионисий. Слыхал, слыхал…  Однако дело не в том. Разве среди сотен этих «осенних» стихов нет нисколечки правдивой поэзии? Но ведь учебники литературы зачисляют немало из них до так называемых жемчужин нашей лирики. И кто знает, уж не им ли, этим «жемчужинам», обязаны мы фактом развеяния чар осени и вместе с тем, несомненно, пахучей листвы и астр. Кто вернёт нам по прочтении десятков и сотен этих стихов, не говорю уже о стихотворищах, первоначальную, молодецкую способность восхищения? Кто выщелкает зерно восторга из скорлупы метафор, кто даст нам вновь свежесть и непосредственность чувств, в то время как в нашей памяти застряли лишь поэтические трюизмы, почерпнутые пусть даже из наилучших этих «правдивых» стихов? 
– Выходит, в конце концов, что   и з л и ш н е с т ь  поэзии, это в недалёком будущем – её смерть. Слыхал, слыхал…
– О, нет! Но только поэты должны понять, что их певучее ремесло – это не автомат, но живая волна, струя, электрический по-ток, выплывающий из высшего света и дрожащий на чутких проводах души. Смейся, что я лиричествую. Пусть будет…  как физик, вроде, раскапываю метафоры на своём огороде. В целом, поэзии следовало бы действительно давать нам те  с в е р х-
ц е н н о с т и,   о которых ты вначале говорил. И, наконец, небольшое пожелание: поэты, отдайте нам осень!
Ты подошёл к грядке, на которой цвели роскошные, белые астры. Сорвал одну из них, почти одновременно подняв с земли пожухлый листок, что упал с недалёкой яблони, и растёр его на ладони в мелкий, рыжеватый порошок.
– Не правда ли, Марк, аутентичные, натуральные астры и осенние листья лучше, чем те – из стихов. Не могу простить поэтам, что украли нам осень. Она, ей-ей, замечательна, но из-за их нахальства и въедливости – осточертела мне, как старая, нудная тётка. Как часто поэты мимоходом бывают чудаками и заморочниками?
– Но ведь ты сам нудишь, Игорь. Ей Богу тарахтишь, как скучная тётка или... извини  -  певец астро-листо-солист...
Так окончилась наша беседа. Об осени и поэзии мы уже больше не говорили. Однако, действительно ли осень – только лишь увядшая листва да астры? Или, быть может, осень – это вытесненная тема, как жмых, из которого уже невозможно выдавить ни капли растительного масла? Можно ли вообще окончательно вычерпать хоть какой-либо сюжет? Не таит ли в себе каждая, пусть даже наипростейшая, вещь – столько и таковых возможностей, о которых и не снилось поэтам? Надо уметь смотреть на мир. Это - первая заповедь будущих поэтов. Но даже они не смогут добыть из какого-либо явления всех его явных и тайных граней. Каждое поколение и каждый человек приносит на свет свои собственные   г о т о в ы е   о ч к и    и видит что-то иное, без оглядки на то, имеет ли данная вещь сама-по-себе эти особенности, или нет. Видим ли мы вообще настоящие явления и вещи, или только творения наших собственных очков? (Кант?)
Осень налита медью до краёв. Деревья и земля будто окованы медным панцирем. Белая зима, зелёная весна, жёлтое лето и медная осень. Всё же три первые, касательно окраски, более однообразные. Приглядимся к осени. Сколько тут оттенков основного цвета, сколько красочных полутонов, нежных нюансов переливается от летней желтизны вплоть до кровавого пурпура, до тёмной бронзы. Сколько тут роскоши для глаз. Вакханалия сочности красок. Осень – это живописная пора, в отличие от музыкальной весны.
Ты не любил осени, Игорь, но не по причине её банальности, как поэтического сюжета. С тобой не соглашалась   а р х и т е к т у р а   осени. Вижу твой удивлённый взгляд. Вздымаешь в недоразумении веки. Да, ты не ошибся слухом:   а р х и т е к т у р а   осени. Всё на свете   в ы' с т р о е н о,   и каждое строение должно иметь свой стиль. В каждой вещи выявляется какая-то основная мысль. Её внешнее проявление называют   с т и л е м.  Это неявное, подсознательное выражение того, во что слагается суть каждого элемента действительности. Это проявление так называемой души явлений. Не правда ли, великий архитектор Вселенной не созидал ничего бесстильного? И вся природа имеет свою особую архитектонику. Такую последовательную, что о ней безнадёжно мечтают и мечтали инженеры всех времён и народов – последовательную даже в божественной химерности случая, последовательную в хаотичности, единую в изменчивости и изменчивую в единичности. Художественные стили – это лишь выражение архитектуры души творцов искусства и характера среды, которая их воспринимает и культивирует; они отображают построение того круга природы, который наиболее созвучен психическому складу этих творцов.
Размышлял ли ты когда-нибудь о белой, мраморной классике зимы – безупречной гармонии простых, дорийских форм снежного убранства? Успела ли уже удивить тебя моложавая готика весны – когда всё стройное,
шпилео-бильное, внебо-стремительное, земле-бежное - и это тогда, когда всё подносится, растёт, направляется вверх! А могучий размах ренессанса лета – поры широких, крутых, гармоничных, полных, спелых форм. И, в конце череды, осеннее барокко – химерное, сказочное, перепутанное, неравномерное, неправильное, неуравновешенное, неоднообразное, многоцветное, многоформное и политональное. Прилив украшений, орнаментов, позолоты; тёплые, насыщенные цвета. Полутона, четвертьтона и…  какая-то   н у д н о с т ь. Пассивность, демотивация на фоне пресыщения впечатлениями, словно у людей, которые слишком много пережили. Строительство современности снова возвращается к простым, прямолинейным, могучим построениям, без орнаментально-лубочных витиеватостей. Архитектура будущего, скорее всего, напомнит непорочность стиля дорийской мраморной зимы. Колесо природы и искусства неизменно замкнуто и беспрестанно вращается дальше.
Ты не любил осени, так как твоя душа не была барокковой. Не доставало подсознательной ниточки, которая связала бы твой мир с осенним окружением. Это было внутренней причиной твоей конфронтации с поэзией осени.
Ведь настоящая архитектура человеческой души тоже соответствует
веду'щим стилям, известным из истории зодчества. Психика настоящих мужчин является готической или классической. Первые – это романтики, борцы, рыцари, неутомимые познаватели идей, люди недовольные общественным складом своей эпохи, пророки, попутчики, волокиты и убийцы. Вторые – строители, организаторы, государственные и общественные деятели, мастера всех видов искусств, классики, философы, учёные. А вот настоящая женщина имеет склонность предпочтительно к барокко. Не удивительно, что в женской поэзии преобладает  о с е н ь.
Твоё «я», Игорь, основывалось на классической прямолинейности и гармонии, но с определённым уклоном к готической стройности.
Кто сможет быть приятелем так искренне и прямодушно, как ты? Кто сможет любить и ненавидеть так непоколебимо и неосторожно, как ты?
Кто удосужится так спокойно пожертвовать собою для друга, как ты?
Кто сможет без единой жалобы отойти ради блага своих близких, как ты отошёл навсегда? Я не заслуживаю подобной оценки. Я и она недостойны твоей трагедии и твоей высоты. Она…  Что за жестокое издевательство судьбы! Как люто она над нами подшутила. Не повезло нам. Годи!
И это в тот самый день, когда она…  А может быть это был обыкновенный случай? Такой, каких бывают сотни и они дают щедрую поживу газетам. Нет…  Это прощание…  это пожатие рук…  этот чёрный галстук…
Зря я пытаюсь себя утешить.
Этот геройский поступок совершён так обыкновенно, естественно, обыденно, как что-то само собой разумеящееся, без больших жестов. Печальный случай, как тысячи других. Понятно, что многословие здесь неуместно...  Ты был такой спокойный, когда прощал...  Твоей гармоничности и неудручённости ничто не могло помутить. А может быть это был действительно только несчастный случай?
Игорь, скажи! Открой мне свою тайну! Почему твоя тень такая тихая и спокойная?
Ну вот, напомнил себе этот день и снова не могу без взволнованности и трепета писать. Безнадёжно желаю я себя успокоить.
Такой друг, как ты, встречается только один раз в жизни. Другого такого я уже больше не найду.
Благодаря тебе, я вот-вот было научился - что на свете действительно существуют привязанность и любовь. Иначе не поверил бы... После тебя я ничего подобного больше не встретил. О, ты умел быть настоящим другом и любить женщину.
У тебя всегда всё было на своём месте. Каждое движение твоё было гармоничным, свободным, ненатянутым. Каждая улыбка была естественной и искренней. Походка твоя была решительной, уверенной, лёгкой, гибкой да ещё по особому одновременно - и порывистой и спокойной. Целостная личность твоя выражала неподдельную гармонию, гармонию сильных людей. Да, ты был сильным человеком. Ты проявлял стойкую, выдержанную, неиспорченную волю селянина, способность к восхищению поэта, первичную непосредственность воспитанника природы и уравновешенность человека большой культуры.
И всё-же я дал тут понести себя мыслям, словно необузданным лошадям бричку без извозчика.  А ведь всё-таки не следовало бы опережать событий. Хочу исповедоваться перед тобой за всё наше прошлое и не могу пропустить большей части совместных детских дней. Мы охотнее возвращаемся к годам, которые были, быть может, не самыми замечательными в нашей жизни, но о которых каждый вспоминает с наибольшим волнением, как о недостижимом счастье. Отдаление пока ещё небольшое и, поэтому, я и не увижу всё выразительно и упорядоченно... Но ты, Игорь, может быть помнишь всё это сам... Ты ведь сам переживал всё это со мною вместе и мне не обязательно описывать для тебя всё до мелких деталей, достаточно иногда лишь намекнуть, и ты уже знаешь, в чём дело.



         Богдан Игорь Антонич (1909 - 1937)   /  Богдан Ігор Антонич
         Отрывок из прозо-поэтической повести: "НА ВТОРОМ БЕРЕГУ"
         (1932 - 1937) / укр. заголовок: "НА ДРУГОМУ БЕРЕЗI"
         
          перевод с украинского - Herbert Neufeld (09/10.2020),


                *  *  *






"Мы все вышли из  Ш и н е л и  Гоголя"
      Ф. Достоевский
               



          
    "Узнайте же ныне - на кровле конёк
      есть знак молчаливый, что путь няш далёк."
                Н. Клюев







     "Волцы задраи солнечко"
                С. Есенин