А далее мне снится новый сон: учёный открывает всезакон,
его глаза устали — и прозрели сложнейшую симметрию миров,
структуру бытия — его любовь, его канон и соло на свирели.
Как музыка, структура началась, на миллион сторон себя раскрыла,
и всё объяла, и прешла, смеясь, и этим смехом всё преобъяснила.
И воздух уподобился воде, такой гранёной, выпуклой вначале,
такой зелёной пламенной звезде,
и всё, что есть, и нет чего нигде, его глаза прозрели — и узнали.
— Теперь, когда мы видим, — говорит, — пока мы бредим — надо строить город.
Он жжёт меня как голод, он царит повсюду, как единый голос хора.
Труд отменив, конструкция сама себя возводит по модели чуда.
Эй, выходи, устрой свои дома! И город вышел сразу отовсюду.
Стремится в землю, из земли растёт, и по воде торопится и вьётся,
и огненные лестницы ведёт внутри всепонимающего солнца.
Колонны это или корабли, цветы ли, арки, белые гирлянды?
Преодолев сомнения земли, сквозь небо провели его гиганты.
На всякий миллион любых сторон подброшен, погружён и безоружен —
мы видим город-гору, город-сон, он будет вознесён и не разрушен.
Он всеоткрыт, и все в него придут.
Учёный говорил вот так, и тут
ответил друг безродный, беспородный, прикинувшийся внутренним жильцом,
безвидный, полустёртый, как набросок с ничем не примечательным лицом:
— Здесь негде жить, —
из утренних теней
он выделился в чёрный отголосок:
— Уродство станет явным. Светлый город отменит тьму, и нас отвергнет с ней.
Прозрачен умозрительный каркас, незрим его невиданный строитель.
Пусть этот город исправляет нас. Давай назначим каждую обитель
на сотни вёрст туда или сюда и памятником высшему закону, и вечным местом страшного суда.
Когда войдут виновные сюда,
их здесь осудит каждая колонна,
рождённая в блаженстве, без труда.
Я вижу горы сквозь твои заборы, пусть мы за них не выйдем никогда.
И город отвечает, не виня: «Вы вспышки разобщённого огня, что некрасив, но счастлив до предела.
И сквозь твои законы и суды я тоже вижу горы и сады и совершенство чёрного на белом».
Мы люди, а не судьи. Нет руки, которая карает. Языки
трепещущего пламени, как тени, качаются на чудных площадях,
потрескивают, машут, шелестят, восходят и нисходят по ступеням.