КАРАНТИН
***
Я ищу Тебя в этом цветке,
в этой тоненькой ветке и в тени,
что гуляет как зайчик
по собранным некогда книгам;
в этом крестике,
что висит на стене,
привезённый оттуда когда-то;
а в руке моей чётки,
и сами собой говорятся слова:
«Я навеки пребуду,
навеки пребуду с тобой...»
И слова Твои, словно горный ручей
или ветер прохладный,
проникают мне в сердце,
что тает и тает,
наподобье свечи восковой...
Я прошу:
загляни сейчас к тем, кто забыт,
одинок или болен смертельно,
стань рукой,
подающей лекарство и воду,
укрепи, кто ослаб
самых старых и самых больных,
дай покой их душе,
просочись незаметно
сквозь окна и двери,
что нынче закрыты,
от болезни спаси,
что людей не щадит,
даже любящих, верных Тебе,
потому что она, как известно,
без сердца...
***
Когда твой ограничен кругозор,
ты вдруг заметишь облаков узор,
и первых почек маленькие глазки,
и пешехода, что как призрак в маске;
припомнишь сон,
что прерван был звонком,
и сердце отзовётся позвонком,
и в память окунёшься,
точно в сети,
и вспомнишь грех,
что не расскажешь детям,
со всею остротой первоначальной,
и жизнь тебе покажется печальной,
как этот мор, что длится день который,
и не дождаться ни врача,
ни скорой,
когда и в храм на исповедь нельзя,
и лишь молитва, как живой бальзам,
что топит сердце, как весною льды, -
дожить до вечера,
до утренней звезды,
до Пасхи,
что лекарством станет ныне
для тех, кто упованья ищет в Сыне...
31 МАРТА
Тридцать первое марта,
снова снег за окном,
опустел Патриарший
и покрылся ледком.
Пуст Тверской и Кузнецкий,
и Манежка мертва,
ходят люди как тени,
ты ли это, Москва?
Что привыкла к размаху -
только пей да гуляй?
Нынче стынет от страху,
все и вся обнуляй!
Ни работы, ни денег,
даже храмы пусты,
и как долго протянешь
без причастия ты?
Лишь молитва и держит
согревает свеча,
и любовь, что как прежде -
горяча, горяча…
***
Что за план сатанинский -
всех убрать стариков -
с их жалением, мудростью,
почти детским восторгом?
И куда мы без них,
этих старческих глаз,
что с любовью глядят
и смиряются быстро
со смертью и моргом?
Говорят, что, мол,
даром живут старики,
только хлеб наш жуют,
раздражая прохожих
своими беззубыми ртами?
Но не стала ли жизнь их,
почти бесконечная жизнь,
тем единственно нужным,
кем-то сверху нам спущенным даром?
Да, они забывают,
что было вчера,
и беспомощны так,
что порою терпеть невозможно,
но как стали легки
и почти беззащитны тела,
но как светит сквозь них
это что-то,
похожее больше
на божье?..
***
Господи, сохрани для нас стариков,
дай дожить им до старости ,
ибо многие только в старости
достигают подлинной святости,
Как нынешний Лазарь и Феофилакт,
как святой Серафим, любимче наш преподобный
или Савва, что построил монастырь в Сторожах,
как святые в Дальних пещерах и Киевской лавре,
что светят оттуда цветом неувядаемым!
Господи, не забирай их раньше времени,
но дай дозреть до святости,
чтобы и в пещерах Черниговских и Посадских
были у нас защитники и молились за нас,
как святитель Лука Ясенецкий, как святой Иоанн,
как мученик Сиверс и святой Гавриил Урбегадзе,
как Матрона блаженная и Давид Гареджийский,
как спешащий ко всем Спиридон
и Никола- угодник
Господи, дай им дожить, дорасти
до святости и уйти с миром в сердце,
как уходят святые к своему Богу,
Который открывает для них небеса
и принимает в Свои объятья.
***
Это странное лето
с запахом ингарона.
ингаверина,
вечного карантина,
где сквозь маски
и сквозь перчатки
смерть оставляла
свои отпечатки…
лето, где мы ежедневно
теряли родных и знакомых,
так что слезы стояли комом,
и при этом пышно цвели
флоксы, розы, азалии,
невозможно
пахли жасмин и сирень-
словно в последний день…
лето, когда мы, разделенные,
встречались
только в чате и в зуме
вспоминая тех,
кто неожиданно умер,
читали стихи,
чтобы совсем не сойти с ума-
в городе,
что стал теперь как тюрьма…
Это странное лето,
когда вирусы восстали
против всего человечества,
возможно готовя или
приближающее его к вечности-
это странное лето
без тебя и твоей улыбки
подходит к концу –
Успением Богородицы,
возвращением к Богу-Отцу…
КАРАНТИН
Мне пишут: я не выходная,
мы все под домашним арестом,
сидим - старый воздух глотаем,
и здесь горевать неуместно,
поскольку мы все из Ухани,
из Брешии или Бергамо,
и моемся честно в лохани,
и древний читаем пергамент.
Там тоже чума и холера,
и оспа и прочие хвори,
а в детстве была скарлатина,
ветрянка! прививка от кори!
О, как же я вкусно болела,
и все пропускала уроки,
а нынче –звонят! – постарела,
грозят семилетние сроки…
А как же весна и пролески,
прогулки вдоль Яузы, мостик?
Поеду в зеленой карете,
ну, кто позовет меня в гости?
ПАМЯТИ КОСТИ
И не подсчитывать убитых,
и не считать себя умершей,
какая разница- с посуды битой,
какая разница- последний или перший,
от вируса иль просто жизнь итожа,
какая разница- ведь все мы птички божьи
мы спели песню, вывели птенцов,
и умерли себе в конце концов…
кто жил на этом свете под завязку,
кому-то жизнь тюрьма, кому-то сказка,
не все ль равно- в могиле или яме,
и следовал ты яме иль нияме,
дружил с богами, почитал Иисуса
был праведен или искал искуса?
Исход один: ты полетишь как птица
в тот новый мир, где смерти не боится
ни кошка, ни собака, ни старик,
что прожил жизнь и Царствия достиг…
как Костя, что всегда казался вечным,
что души сторожил, не только вещи…
***
Бывало, что на Патриарших,
где воздух, как в пекарне, густ,
гулял с огромною овчаркой
портной по имени Иисус.
Однажды вышел, как обычно,
и вдруг ОМОН и автозак.
Платона отогнали зычно -
не возят в ОВД собак.
Платон помчался за машиной,
но быстро понял – не догнать
в сердцах подумал: «блин, фашисты»,
и даже крепче- «твою мать!»..
А Воланд, сидя на скамейке,
сидел и думал: черт возьми!..
И черти взяли – полицейских
и отхлестали их – вельми!
***
Дни в июле пролетают как детский мячик,
Не поймал - так значит прошёл без цели,
Где-то бродит среди подмосковных дачек
Или спрятался, как муравей под елью.
Говорят, грибы, земляника, пошла сморода,
Только звук и слышен, жарой окован,
Люди-пугала бродят средь огорода,
И рыбак не скажет за день ни слова.
Лишь в лесу деревья хранят прохладу,
Пропуская местных в свои хоромы,
Мне бы тоже к соснам прижаться надо,
Слишком многих мы в этом году хороним...
СТИХОИЗОЛЯЦИЯ
Привет тебе, о вирус венценосный!
Сказать по правде: ты такой несносный!
Всех зацепил- пускай не так, так эдак:
Тут сердце, легкие, везде- гора таблеток...
Народ пошёл, чтоб причаститься, в храм,
Но ты опередил и напортачил там,
Всех заразил- и певчих и отцов,
И затворили храм в конце концов.
Все ломанулись в лавки, магазины,
И полные везли домой корзины,
Но вирус оказался и в еде-
В томатах, гречке - в общем-то везде...
Тогда все затворились в помещенье,
Но с тайной мыслью- мыслию о мщенье!
Изобрести неведому вакцину,
чтобы отомстить заразе-сарацину!
Пока же Иисус с Платоном вместе
Гуляют в запрещённом кем-то месте,
Смеётся Воланд: хороша проказа!
Всех держит по домам ничтожная зараза,
Народ нищает, богатеют бонзы,
И Ленину статуя вновь из бронзы,
Но где же свита? Бегемот и Гелла?
И где убийца страшный- Азазелло?
Пора кончать убийственный визит,
Который жизни на земле грозит.
Ещё не срок! Хотя возмездье близко
За все химеры ФСБ и сыски...
ВЕРА
Где-то вера моя затерлась,
в каком виртуальном мире?
В храме служба идет,
а люди проходят мимо, -
нынче дверь заперта,
прихожанам вход воспрещен,
только клирики служат,
да звучит колокольный звон…
Где-то вера моя затерялась –
в каком-то он-лайне, зуме,
я смотрю на службу
и читаю: Иосиф умер,
помяните, болен,
ко Господу отошел,
я смотрю и слушаю-
а сама- далеко душой…
Где-то вера моя затерялась,
в каком виртуальном мире?
на ютубе, в зуме
или пустой квартире,
где свеча в углу
и икона в окладе битом,
где в тиши молюсь
о жизни своей разбитой.
И Мария смотрит,
и молча глядит Иисус,
и диктует ангел,
когда за стихи сажусь…
***
каждый поцелуй всегда последний-
в каждом что-то есть от умиранья,
замерло и сердце и дыханье,
словно бы в предчувствьи смертной ночи…
в стареньком каком-нибудь подъезде,
где лифты давно уже не ходят,
и скрипят последние ступеньки-
дальше только крыша, только звезды-
там, на подоконнике прижавшись,
эти двое умирают разом,
и по крыше бродят только кошки
с мокрыми зелеными глазами…
каждый поцелуй всегда последний,
оттого что дальше расставанье:
кто-то из двоих всегда уходит.
кто-то остается и страдает…
и теперь когда увозят близких ,
близкое когда-то это тело,
легкое, уже почти без жизни,
что когда-то пело и хотело,
наступает вдруг опустошенье
как ты без нее– вот чашка, сумка,
плачешь и ее целуешь руки -
потому что губ уже не видно-
все запало без зубов, как в пропасть…
не помочь, душа уже вся вышла
только тело,
только тело стынет -
без души оно уж не выносит…
НА РАДОНИЦУ
Поминаю -
пламя свечи дрожит,
тень от него
по стене бежит -
Господи, помяни,
не оставь,
душа надвое-
весь ее состав:
плавится,
как свеча в кануне-
не была я в храме
ни сегодня, ни накануне,
и записки не подала,
прости,
все мы сейчас у Тебя
в горсти,
ни на кладбище -
пойти, помянуть,
Господи, хоть Ты не забудь!
Даруй близким
покой и свет
они там сейчас,
где инфекций нет,
ни подписок, ни служб,
ни трансляций,
никаких тебе изоляций -
только Ты и свобода,
даруемая Тобой,
а не прокурором или судьей....
А на том клочке
ни цветов, ни трав,
посадить, убрать-
у нас нету прав,
там родные ждут -
на Радоницу,
полечу я к ним
птицей горлицей,
да спою,
да в клюве оливы ветвь,
и от всех родных
передам привет,
вот и свидимся-
не далече же?
На Радоницу
и полечимся…
МАСКИ
Я не дошла до Камергерского,
опять свернула с полпути,
боялась на найти там детского,
чужое что-нибудь найти.
И дом родной и рядом Чехова,
что был поставлен кое-как,
боялась не увидеть
детства я,
и дверь, и окна, и чердак...
А что, как все переиначили -
и дом не тот, и двор не там,
и ходят в чёрных масках мальчики
по нашим улицам, дворам...
И лица - лица все неблизкие,
чужие, из иных времён,
не знавших Пушкина,
Белинского,
ни наших лагерных знамён.
Никто не помнит -
будто вынесло -
волной цунами,
пандемий,
и кто-то страшный,
чертом с вывески,
вдруг скажет: «веки подыми»...
ЗЛАЯ ОСЕНЬ
Заглянула в себя - там осень:
Разбросала листья, неряха,
Ткёт мне саван и смотрит косо,
Молчаливая, точно пряха.
Журавли улетели клином,
Воробьи лишь на ветке голой,
Я опять не увижусь с милым,
Без которого пуст мой город.
Только изредка неба просинь
Отражается в мерзлых лужах,
Обогрей же бездомных, осень,
Кому день ото дня все хуже...
Заглянула в себя - там осень,
Непролазная осень, злая,
Та что близких косою косит,
На погост их всех забирая...