Немного в любовь.
Нам бы с тобой поиграть.
Немного в любовь.
Во что-нибудь этакое,
возвышенное и красивое.
Побольше пафоса.
В изящном изгибе
взлетеает бровь:
"О! Вы сегодня, право, такая милая..."
Но у нас
всё как-то просто.
Каша на завтрак.
Суп
на обед
или салат и картошка с салом.
Ты устал.
Понимаю.
Поэтому груб.
Где уж там о высоком.
Давай, о малом.
А во дворе щебечут и песни кричат воробьи.
Зевают собаки.
Возможно к дождю и ветру.
Сегодня разбилась кружка.
На счастье?
Покрепче меня обними.
Прохладно что-то.
Застыла смола на ветках.
Плачет сосна.
Но здесь нет солёных волн,
что в янтари превращают смолу и слёзы.
Пускай по небу плывёт наш скрипучий чёлн.
А солнце
в стихи
превращает банальность прозы.
Не будем играть.
Давай, будем строить дом.
Немного жизнь.
И немного счастливый случай.
Чтобы сидеть за круглым, большим столом,
и смотреть,
как на лицах танцует
влюблённый лучик.
Свечной заводик.
Свечной заводик прост и неказист.
Его хозяева — старик и кошка Минка.
В окне луны белеет чистый лист.
Щепотка звёзд и неба половинка.
Здесь пахнет воском, миром, тишиной.
Старик нетороплив. Спокойна кошка.
А жизнь людей, оставшись за стеной,
лишь изредка стучится к ним в окошко.
Он крутит свечи, топит пряный воск.
Огонь трещит, сжигая вязкий остов.
Дед невзначай прокладывает мост,
тропу молитвы на небесный остров.
Слышишь небо?
Ты слышишь, небо?
Я знаю, слышишь...
Уставший вечер прилёг на крыши.
Бессонниц стайки луна гоняет.
В сусальной кружке остатки чая.
Машинки спят.
Спят рисунки, книжки.
Девчонки.
Песни.
Коты.
Мальчишки.
Фиалки в кадке.
Соседка в кресле.
Всё спит в подлунном том королевстве.
Луг снится каплям, бегущим в жёлоб.
Дождь утомился.
Был день тяжёлым.
Раздвинув тучи, улёгся ветер,
забыв блаженно об этом свете.
А где-то счастье...
Кому-то сказки...
За плотной шторкой вздремнули ласки.
И только буквам во мне не спится —
они мешают сомкнуть ресницы.
Они молитвы, стихи слагают
и вдаль бегут, незаметно тая.
Строка скользнёт по промокшим крышам...
Ты слышишь небо?..
Я знаю. Слышишь.
***
...А она ждала.
Ждала и верила.
Ты придёшь и громко постучишь.
С болью лет.
Тоскою.
И потерями.
Разорвав двустворчатую тишь.
Отберёшь её у одиночества.
У пожухлой, сморщенной листвы.
Не узнав прогноза и пророчества,
сбросишь шаль с уставшей головы
и глаза закроешь поцелуем.
Словно долгожданное вино
брызнет жизнь...
Но за окном танцуя,
ветер взвыл.
И снегом замело
и листву, и хрупкость стылой лужи.
И опять, без времени, ждала.
И декабрь ждал, зимой простужен,
белых мух гоняя у стекла.
И когда война стреляла в спину
из стальных орудий по стране,
всё ждала:
Победу и мужчину,
что пропал в далёкой стороне.
Из командировок.
В выходные.
Даже, если просто не писал.
Днём. С утра. Сквозь шорохи ночные
у окна белел лица овал.
Каторжное женское терпенье
и её бездонная любовь
ждут всегда.
Не в этом ли спасенье?
Звёздный свет.
Мечта.
И...
вечный зов...
***
Ты молча штопал в моём сердце раны.
Стежок к стежку.
Заплатка на заплатку.
Был этот вечер непривычно-странный,
напоминая детскую загадку.
Стирал тревоги,
тяжесть дней,
сомненья...
Шепнул "спасибо" вдруг.
Небесной манной
наполнил голос сердце,
удивленьем.
Как-будто я
твои
лечила раны...
Молочное.
Пролилось молоко.
Брызги в стороны!
Ты опять далеко.
Плакать в пору мне.
Только нет слезы —
осень жадная:
забрала в дожди,
эх, не ладная,
не весёлая —
дни туманами.
Молоком стекла
жизнь обманная.
Всё казалось, что
будет розами
расцветать мечта.
Нет, тверёзая,
и горчит судьба,
судьба-долюшка.
Не летит снежок
в чисто-полюшко.
Не метёт метель.
Муть да грязь вокруг.
Замыкает год
свой дождливый круг.
Пролилось молоко.
Через капли — смех.
Может, вслед за ним
осень скроет снег?..