Ноябрь ненастный: холодно и сыро…
Пред церковью на паперти стоит старик.
Звон колокольный грустен был, с надрывом.
Боролись с темнотой отважно фонари.
Сюда пришёл он, видимо, впервые,
Стоял особняком, поодаль от других.
Собаки где-то жалобно завыли
Оплакивая всех: и мёртвых и живых
Одежда мятая и обветшала,
А облик выдавал неизмеримый стыд.
Давно не чёсан дед, угрюм и жалок,
Косилась кучка нищих, поджимая рты.
Просящая ладонь дрожала мелко,
Несносный холод лез под ветхое пальто.
Старик, достигший горького предела,
Шептал тихонечко: спаси меня, Христос!
Кем раньше был и есть ли дети, внуки?
И что его сюда, на паперть, привело?
Законы сильных гнут людей и гнули
И тех, согнувшихся, всё множится число.
Иерархичен мир, уж так устроен:
Нам не понять, кто ставки держит в казино
И кто там, Свыше, раздаёт всем роли,
Что в жизни движущейся ленточки кино.