***
Когда вы рядом — я уже не там,
чиню опять разбитое корыто.
Пусть всё не рай, не сахар, не фонтан,
но двери ада всё-таки закрыты.
Спасибо, что вы есть, мои друзья,
близки ли, далеки — границы зыбки.
Без вас живу я, к пропасти скользя,
а с вами за полшага до улыбки.
Когда же соберёмся снова мы
при свете старомодного торшера,
и наши голоса, сердца, умы
сомкнутся в круг под музыку фужеров?
Надеюсь, нашу рать не проредит
проклятая корона-пандемия
и прозу жизни всё же победит
стихов неутихавшая стихия.
Ну а пока забить на умирать,
и в ожиданье строк и комплиментов
для наших встреч по крохам собирать
гармонию рассыпанных моментов.
***
Мир соблазнов, где бери любой,
до незаменимого лишь сужу.
Это просто способ быть собой,
сохранить нетронутою душу.
Память, дружба, книги и стихи,
что богатым делает как Крезом,
радости, что скромны и тихи,
истины, что на сердце нарезом -
обретаешь на иных путях,
недоступных дюжинному знанью,
строя храм на собственных костях,
чтобы рифмоваться с мирозданьем.
Не запасом макарон и круп
заполняя шкафчики и щёлки,
а словами, что душе не врут,
набивая внутренние щёки,
чьей-то бескорыстной добротой
утепляя личное пространство,
веря, что спасёт не дух святой -
просто человеческое братство.
***
Друзей, которых нет уже нигде –
гашу следы, стираю отпечатки.
И привыкаю к этой пустоте,
как к темноте на лестничной площадке.
Дороги развивается клубок.
Уверенно вслепую ставлю ногу.
Я будущее знаю назубок –
оно короче прошлого намного.
Мой сквер, я столько по тебе хожу,
тебя как книгу старую листая,
что, кажется, тебе принадлежу
частицей человечье-птичьей стаи.
Присаживаюсь на твою скамью,
твоею укрываюсь пышной кроной.
Давно меня здесь держат за свою
деревья, клумбы, дворники, вороны.
Людей роднят метели и дожди.
Как беззащитны слипшиеся прядки.
Прохожий, незнакомец, подожди!
Как дети, мы с собой играем в прятки.
Но представляю выраженье лиц,
когда бы то в реальности скажи я.
Как зыбки очертания границ
меж теми, кто свои, и кто чужие.
***
В незнакомые лица пытаюсь вглядеться.
Куда же мне деться?
Прохожий, ты мог бы стать мне другом?
Глядит с испугом.
***
Не настигнутый биотоками,
мной не встреченный в час земной -
по-высокому, по-глубокому,
человечески будь со мной.
Голова уже не закружится,
жизнь — вот ужас-то! - позади...
Не по-мужески, а по-дружески,
просто так со мной посиди.
Вот слова мои откровенные.
Вот душа моя — на, возьми.
Это самое драгоценное,
что бывает между людьми.
***
По-польски дружба так: «пшиязнь».
На «пшик» похоже и «приятель».
Банальна вечная боязнь
банальных слов, вещей, понятий.
Но лишь от них в душе свежо...
Я не ханжа — к чему лукавить,
но то, что мучает и жжёт,
пытаюсь в дружбу переплавить.
В себе так бережно ношу -
не расплескать бы каплю света...
Я с Вами так давно дружу,
а Вы не знаете про это.
***
Вне времени и вне планеты
живу на тихом островке.
Меня давно уж с вами нету.
Давно от вас я вдалеке.
Но держит жизни арматура.
Роняет дерево слова…
Я уходящая натура,
прошедшим временем жива.
Я в замкнутом полярном круге.
И ошибаетесь вы, мня,
что знаете меня, о други.
Вы только помните меня.
***
Сменит неба тревожную алость
восковой и безжизненный круг.
Боже мой, никого не осталось!
Никого не осталось вокруг.
Души спрятаны в серых одеждах.
Схвачен город решёткой дождей.
Перечёркнуты накрест надежды
на сердечную близость людей.
Но остались, остались при этом
островки среди бед и обид:
город света по имени Света,
Жени с Инной родная планета,
континент под названьем Давид.
***
Когда уже и в горле ком,
и доведён до ручки,
когда палёным пахнет комп,
дымятся авторучки,
когда ты пишешь не хитро,
не мудрствуя лукаво,
а как ведёт тебя нутро,
презревшее лекала,
так, как немыслимо, нельзя,
как будто в ночь до плахи,
и хочется сказать: Друзья,
не экономьте ахи,
и вздохи, слёзы, что глуша,
как дар в себе зарыли…
Да не окуклится душа,
рождённая для крыльев!
И, преодолевая даль,
ныряю в вас с концами...
А после собираю дань
горящими сердцами.
***
Люди с хорошими лицами,
с искренними глазами,
вы мне такими близкими
стали, не зная сами.
Среди сплошной безликости
не устаю дивиться:
как их судьба ни выкосит —
есть они, эти лица!
Вихри планеты кружатся,
от крутизны шалея.
Думаю часто с ужасом:
как же вы уцелели,
в этом бездушье выжженном,
среди пигмеев, гномов, —
люди с душой возвышенной,
с тягою к неземному?
Вечно к вам буду рваться я,
в зал, что души бездонней,
радоваться овациям
дружественных ладоней.
И, повлажнев ресницами,
веровать до смешного:
люди с такими лицами
не совершат дурного.
Я вас в толпе отыскиваю,
от узнаванья млея,
я вас в себе оттискиваю,
взращиваю, лелею.
Если б навеки слиться мне
с вами под небесами,
люди с хорошими лицами,
с искренними глазами...
***
Хороший знак, мне нравится: «мы вместе».
Забавен, многозначен и глубок:
сердечко обнимает в детском жесте
на солнышко похожий колобок.
Гармонию, единство, соучастье
одной картинкой выразить дано.
Что пониманье идентично счастью -
из фильма знаем мы давным-давно.
Лишь сообща мы открываем дверцу
в тот мир, что согревает нас в дому,
и репку, так похожую на сердце,
не вытянуть похоже одному.
Коллективизм, толпу, людское стадо
я отвергала горячо сплеча,
но иногда почувствовать так надо
и локоть друга, и тепло плеча…
Нет незнакомых, чуждых, равнодушных…
Пусть разделяют разные края,
но где-то, на иных путях воздушных -
мы все однопланетная семья.
Открыт любой и совести, и чести,
наивным жестом дружеским несом.
Мне радостно, когда мы в чём-то «вместе»,
смеёмся или плачем в унисон.
***
Я на любовь свою обречена,
погружена в её речные воды.
Струится речь, свободна и вечна,
её впитали облачные своды.
К любви моей я приговорена
пожизненно, посмертно, безлимитно.
В твоих чертах лица растворена,
я вижу то, что никому не видно.
Как дождь ночной похож на шум шагов,
родных шагов вдали затихших комнат...
Река любви течёт без берегов.
Я помню то, что уж никто не помнит.
Всё забываю — сумку, кошелёк,
но лишь не то, что бережётся снами,
и раздуваю в пепле уголёк
в священное божественное пламя.
Услышь же, как слова мои нежны,
годами их не смазало, не стёрло.
И кляпом благодушья тишины
мне не заткнуть израненное горло.
Пусть Бог иль чёрт однажды скажет «пли!»,
но и тогда искать я буду Кая...
Меня в средневековье б не сожгли
так, как сейчас сама себя сжигаю.
Мой бедный Кай не умер, не убит,
он крепко спит и знает: всё на месте.
Спасибо всем, кто верит и скорбит,
сочувствует и пишет, что «мы вместе».
***
Я отправляюсь в себя как в далёкую ссылку.
Кто же когда-нибудь кликнет по ней и меня,
кто же окликнет однажды отважно и пылко,
выхватив глазом из текста, как стих из огня?
Слово без клика — как будто безлюдная Мекка.
Ссылки застыли, заснув летаргическим сном.
И, пока их не коснулась рука человека,
будут манить нас двойным заколдованным дном.
В рай, как известно в народе, насильно не тянут.
Вот водопой — ну а пить не заставить никак.
Слава ж безумцам, которые всё не устанут
кликать друг друга, затерянных в тёмных веках!
***
У меня никого больше нет, кроме этого мира,
кроме этого неба и ветки каштана под ним.
Может быть, потому мне и люди близки так и милы,
каждый ранен и смертен, обижен и незаменим.
Мне не нужен никто, но я всё же прошу вас остаться,
ведь рыбак рыбаку нужен больше, чем щедрый улов.
А придут холода — и куда же тогда мне податься
без тепла ваших глаз и горячих отзывчивых слов?
Я люблю по утрам останавливать взглядом прохожих,
что спешат по каким-то своим бесконечным делам,
непохожих, чужих, но как хочется думать — хороших,
тех, что слушают душу в ущерб ненасытным телам.
Как условны границы меж тем, что своё и чужое...
Как роднят их промокшие пряди внезапных дождей...
И ношусь я как с торбой — с своей расписною душою,
где хранится у Бога украденный летний наш день.
Бог поймёт и простит, что тебя я не отпустила,
он ведь тоже наверно любил и, как мы, одинок, –
что когда я вчера у тебя на могиле гостила –
вместо траурных лент положила сонетов венок…
***
Международный День объятий — праздник, отмечаемый 21 января, 4 декабря и в другие дни. Согласно традиции праздника, заключить в дружеские объятия можно даже незнакомых людей.
День объятий – вот это праздник!
Правду ли говорят? –
кто бы ни были – всяких-разных
обнимаем подряд.
И душа легко поддаётся,
ибо благая цель.
Так энергия передаётся –
мы замыкаем цепь.
За день объятий должно быть нормой –
восемь, хотя бы семь.
А душе лишь любовь стать кормом –
это понять бы всем.
Нет объятия постоянней,
руки мои возьми.
Это кратчайшее расстоянье
между двумя людьми.
Все сдвигаемся с мёртвой точки
и обнимаемся враз,
чтобы злой ветер по одиночке
не разметал всех нас.
***
Друзья теряются не в ссорах, –
всё это можно перенесть,
а растворяются в зазорах
меж тем, что было и что есть.
Двусмысленность какой-то шутки,
иное виденье вещей...
Они уходят в промежутки,
просачиваясь в эту щель.
Брешь пробивая в постоянстве,
нам отцепляют пальцы рук
и растворяются в пространстве,
что безвоздушным станет вдруг.
***
И счастливы те дурачки,
с кем это всё пребудет вечно –
воспоминаний светлячки
и бабочки любви беспечной...
Спасибо вам, мои друзья,
что видели во мне не ту мол,
какой в быту бывала я,
а ту, какую бог задумал.
За ваши тёплые слова
и откровения признаний,
за всё, чем я ещё жива,
что я в себе несу как знамя.
Пока мы вместе – этот мир
не до конца ещё пропащий.
И то, чем нам ещё он мил –
пускай пребудет с нами чаще.
***
Мы лузеры, мы не вписались в социум
и жизнь вокруг видали без прикрас.
Пусть неуместны на местах под солнцем мы,
но под моим торшером – в самый раз.
Мы лохи, неудачники и чайники,
мы олухи небесного царя,
но были здесь мы счастливы за чайником,
о разном и прекрасном говоря.
Когда я в восемнадцатом в депрессии
цеплялась за соломинки их рук,
то был он для меня теплей поэзии –
надёжный тот товарищеский круг.
Был островком в пучине, тихой пристанью...
Весь мир тонул в рутине и борьбе,
а мы друг в друга вглядывались пристально
и открывали лучшее в себе.
Беда подкралась незаметной падлою –
глухая разделила нас стена.
Наш мир кристальный раскололся надвое.
Меж нами Сталин, фюрер и война.
Нас словно жизнь из тёплой норки высадила
в чужое и холодное плато...
О как война людские души высветила!
И сразу стало ясно, кто есть кто.
***
Друзья не те, чьи любезны лица,
с кем веселились и пили,
а кто тебя навещает в больнице,
в тюрьме или на могиле.
Не те, кто при встрече тебя обнимет,
гримасу любви состроит,
а кто с себя последнее снимет,
от бед и тоски укроет.
Когда новый день обернётся темью
и на часах твоих полночь –
будь с теми, кто не на словах, на деле,
кто молча придёт на помощь.
***
Я верю тебе на слово,
на губы, глаза и руки,
на память всего былого,
на то, что мы ценим в друге.
Пускай назовут тетерей,
я верю тому, кто близок.
Я верю тебе, я верю
без клятв, бумаг и расписок.
Кто ищет подвоха злого,
страхуется, насторожен…
Я верю тебе на слово.
Я знаю тебя хорошим.
Моё доверие свято,
мне нежно с тобой и дружно.
А если что будет взято –
то значит, так было нужно.
***
Тяну к тебе руки и натыкаюсь на стену…
То был лишь сон… я вспомнила, что ты мёртв.
Казалось бы, сколько можно на эту тему.
Но их не я выбираю, а Бог иль чёрт.
А ты лишь друг… но куда ещё боль я дену.
Как хорошо, что дышим мы в унисон.
Тяну к тебе руки и – натыкаюсь на стену...
И мне хотелось, чтоб это был только сон.
***
Среди несущихся в море льдин –
маленькая ладья...
Если подумаешь: «я один» –
вспомни, что есть и я.
Строки как руки стан обовьют
и охранят от бед.
И колыбельную пропоют,
в лампе приглушат свет.
Что тебе дивы морских Мальдив,
пальмы, песок и юг,
если звучит неземной мотив
ветра на струнах вьюг?
Среди данайцев чужих даров,
среди песков и льдин,
средь опустевших в войну дворов
помни, что не один.
Если обманет мирская лесть
и в ответ – никого,
помни, кому-то тут дело есть
до тебя одного.
***
Мне дела нет до всех избитых истин, –
за что их били, кто и почему.
Мой шаг к тебе навстречу бескорыстен.
Чего не получу – досочиню.
Я отвергаю логики цепочку,
всех судей посылая за моря.
Платон мне друг. И здесь я ставлю точку.
Платон мне друг – вот истина моя!
А ваша, что оценивают круто,
берёт уже в минуту по рублю...
Люблю Платона я любовью друга,
любовью платонической люблю.
Хоть все законы мудрые нарушь ты,
есть то, что ближе мудрости любой.
Нет истины такой, что выше дружбы.
Нет истины дороже, чем любовь.